Николай Левченко - Из Испании с любовью

Из «Форда» вышел молодой мужчина в роговых очках, уверенно сидевших на его чуть розоватом от загара и ничем не примечательном лице со скромным римским носом, тонкими губами и слегка рыжевшим, будто он забыл побриться утром, подбородком. Он был в хлопчатых белых брюках и с бумажным свертком, придерживая тот у туловища локтем. Захлопнув дверцу и на ходу обдумывая предстоящий разговор, он медленно направился к колонне маяка, перед которой взад-вперед сновала смуглая фигура. О людях этой нестареющей профессии известно было ровно столько, чего тем надо было, чтобы это знали, иначе говоря, негусто. Для ограниченного круга лиц его оперативным псевдонимом было имя Феликс. Данное ему пять лет назад как бы авансом в память о сподвижнике революционного вождя, чего являлось просто совпадением, оно, естественно, не делало погоды в сфере его деятельности, и все-таки он этим именем гордился. В смежных областях Испании его все знали как предпринимателя – Марко (или, если на испанский лад, то Маркоса) Джеронимо, который пару лет назад приехал из Флоренции, где его бизнес прогорел, не выдержав высокой конкуренции. И он благодаря открывшимся возможностям ЕС решил испробовать себя на новом месте, – подался в Каталонию и с этих пор вполне легально проживал тут с общеевропейским итальянским паспортом. Фирма его занималась мелкооптовой продажей электрической коммуникации, что позволяло разъезжать по всей стране, осуществлять контроль заказов, а также видеться с людьми необходимыми для сбора информации. Как Феликс он имел уже немалый опыт теневой работы, и с самого начала его чего-то настораживало в этом деле. Сценарий предстоящей операции был выношен и разработан наверху, в убийственной тиши отлакированных рабочих кабинетов, глядевших окнами за мглистый горизонт, и потому, как иногда случалось, на строевой форшлаг в отрыве от реальной обстановки. Во всей многоступенчатой логической цепочке проводимой акции, так скрупулезно проработанной, что не оставалось места для импровизации, было стилевое упущение: она казалась слишком уж громоздкой. Так что если что-нибудь сорвется на очередном ее этапе, то отвечать за все, как мелкому шурупу в ведомственном шифоньере, предстоит ему. Возможно, его отзовут в Москву для нахлобучки. Тогда придется отказаться ото всех удобств, которые давало назначение сюда, от встреч с Амандой, прелестной и смышленой каталонкой, отец которой был одним из лидеров сепаратисткой партии, сменившей лозунг полной автономии на отделение и из-за кризиса особенно нуждающейся в средствах. В Москве считали, что Феликс должен разрабатывать намеченную связь через Аманду дальше. Осуществив задание, то есть, оказав посильное влияние на ситуацию, он смог бы получить приличную надбавку в послужной бэкграунд. Но если в управлении чего-то переменится, придет другое руководство, чего уже имело место, пока он был в Италии, и временно план операции по Каталонии положат под сукно, тогда, пока все устаканится, он смог бы тут еще пожить, не выставляя себя напоказ, залечь и окопаться. Тогда он смог бы сделать предложение Аманде, которая, как виделось, уже созрела для такого шага, была, похоже, безотчетно влюблена в него, – и с несомненным преимуществом для собственного бизнеса и для своих первостепенных дел на ней жениться. Вступивши в этот мезальянс, и обзаведясь при помощи ее отца влиятельными связями, он мог бы стать в пока что не своем открытом предприятии одним из пайщиков, насчет чего уже была договоренность. Служа все тем же идеалам, он мог тогда зараз убить двух зайцев: остаться в поле досягаемости и пустить здесь корни. Да, и чтобы более его по всяким пустякам уже не дергали! Пусть даже в некоторых задачах, что возлагались на него, ему и приходилось сомневаться, в свое предназначение и избранность пути он верил искренне. К тому же, если не вдаваться в изложение идеологии, так выбранное поприще нравилось ему как таковое, интеллектуально. Его считали мастером по многоходовым и нестандартным комбинациям и, если от него чего-нибудь зависело, он как гроссмейстер, видящий на несколько ходов вперед, мог наслаждаться уж самим процессом каждой партии. Его союз с Амандой, которая была для Центра гражданским непроверенным лицом, при этом подданной другого государства, и в силу одного того могла бы представлять опасность, был против жестких правил, запрещавших долговременные связи, и с точки зрения Москвы мог выглядеть двусмысленно. Но он считал, что с перспективой на отрывавшиеся преимущества такого брака, начальство эту его вольность оценило бы. Тогда он смог бы приступить к осуществлению возложенной на его миссию большой задачи. Таков был видимый расклад при всех разумных допущениях, – и междустрочный и собственно его, житейский, если это слово тут уместно. Но если что-нибудь сорвется в этой несуразной операции, то его планам будет амба; пойдет ползком слушок между его коллег, разбросанных по европейским городам и весям: известно будет, что он в чем-то прокололся. Поэтому, идя на встречу с завербованным им парнем, он думал убедиться, что первый ход в намеченном дебюте – верен. А если так, тогда он сможет контролировать всю партию, не дать ей произвольно отклоняться в сторону или нарастать как снежный ком.