Михаил Байков - Достигая крещендо

– А что тут странного, Ваше преосвященство? – сказал Божесов. – Террорист тот ещё, но об этом вспомним в Минске… Напичкал фуры оружием, накидал химии всякой белорусского производства (оттого и не могли определить происхождение), и отправил по заказу. Задержали, как было надо, и состряпали сомнительную картинку планирования мною переворота…

Он на секунду остановился и закинул в рот орешек, продолжив:

– Но слава Богу, Екатерина Алексеевна узнала о том, что под меня копают, и сообщила мне. Вот тут я и придумал то, что так чудесно осуществилось. Можно сказать, защитил действующий конституционный строй, а Лапин стал преступником, меняющим Конституцию и фальсифицирующим уголовные дела против меня и «True liberals»… Я просто перевернул всё против него.

Епископ Евгений закрыл глаза и просидел в молчаливой позе несколько минут, явно думая о произнесённом.

– Михаил Александрович, вы, конечно, везучий человек, – Божесов как–то наивно–детски улыбнулся от радости.

– Просто у меня есть верная команда, готовая идти до победного конца.

– Франчизм? – спросил с улыбкой Евгений.

– Ага… – кивнул Божесов. – Я вам дам прочесть книгу. Должно понравиться.

В окнах каждые полкилометра мелькали белые аисты, символы Белоруси.

– А что вы от «Познания» хотите? – спросил епископ, возвращаясь к первой теме. – Не зря сюда едем, и о ней будете говорить…

– Да, Евгений. Конечно, не только про сектантов будем говорить, но они свою роль сыграют вновь… – произнёс Божесов таинственно.

– Это ведь тоталитарная секта? Труд, насилие, культ вождя…

– Да я знаю… По Таноковичу трибунал плачет. И людей жалко. Потерявшиеся, мечущиеся в поисках истины. А гармонии всё равно не обретут. Увлечены такими психотерапевтическими техниками по расширению сознания, пытаются найти лёгкий путь, без изучения истин своей души!

Епископ ничего не отвечал, а смотрел в окно на ровные ряды картофельного поля и гордо двигающихся аистов. Его увлекала мысль о человеческой морали и противоречивости людских взглядов на жизнь. Хорошо ещё, если человек имеет какое–то мнение по этим вопросам, а если он никогда и не задумывался над своим моральным обликом и принципами? И ведь невероятно трудно жить в мире, где у каждого есть собственная философия, основанная исключительно на личном опыте. Отношение к воровству, убийству, сексуальное поведение, межличностные отношения, предательства, измены, дружба, любовь, власть, богатство, успех, польза образование, необходимость труда – всё это индивидуально в нынешнем мире и оттого людям сложно договариваться между собой. Каждый несёт что–то особенное и ни на что не похожее…

Насколько лучше жить в мире, существующем в рамках определённой нравственной идеологии. Будь христианский, исламский или коммунистический идеал жизни – не важно. Важно то, что система морально–нравственных ориентиров у всех примерно одинакова. Степень отношения к одним и тем же событиям у людей равна. Люди обладают одной системой взглядов на брак, воспитание, политику, деньги и просто одинаково уважают друг друга, не считая себя чем–то высшим. Вот это очень счастливый мир, где между людьми если уж и возможна вражда, но также неотвратимо и взаимное понимание.

– Истину трудно найти, Михаил Александрович, – произнёс наконец епископ. – Не всем везёт быть одарёнными силой характера уверенностью в собственной правоте от рождения. А эффективно делиться своей философией жизни нельзя ни через сообщения, ни через телефонные разговоры и даже ни через беседы в живую… Сейчас следите за моей мыслью, она тавтологична, но верна – каждый обретает смысл совместно с близким человеком, с родственной душой, и находит его в каком–то определённом атмосферном месте. А для этого секты не нужны, нужна любовь к людям, человечность и общая мораль…

– Соглашусь с вами, Евгений, – меланхолично проронил Божесов. – Если истина – это Бог, а Бог – любовь. Тогда и истина открывается через любовь…

Они приближались к Минску.

Центральные улицы Минска были перекрыты. Божесов и епископ Евгений проезжали мимо красивых зданий, любуясь чистыми улицами и огромным количеством зелени. Через Минскую арену, минуя парк Дрозды, кортеж, сопровождаемый местной милицией, двигался по проспекту Победителей.

– Вот вроде бы спальный район, а «Кремль» прямо напротив, – сказал Божесов, когда кортеж въезжал в ворота Дворца Независимости – шедевре архитектурного модернизма.