Михаил Байков - Достигая крещендо

– Да что вы. Я просто хочу сидеть в кабинете, где–нибудь в новом городе с большой красивой рекой, и смотреть ролики на Ютубе. Увижу, что где–то сбили пешехода, а водитель оказался помощником прокурора и его отмазывают усиленно, сделаю звонок и порекомендую внимательнее относиться к такому делу… Благодать!

– Хм… Забавно… Орлова точно поделится с вами?

– Как ужасно, что вы не разобрались в наших с ней отношениях! – смеялся он. – Мы с Лизой просто идеальные политики, которых давно жизнь свела в едином страстном порыве. Вообще, разобщённо, такие люди как вы, как я и как Орлова обречены на одиночество… Мы можем опереться только на воплощения самих себя… Нам с Елизаветой повезло, и мы встретились. Да и вам, если верить вашей книге, очень повезло с парой, правда непонятна ваша радикальная форма одиночества…

– Это мои душевные потёмки, что у вас?

– Наши с Орловой потёмки были светлыми, – улыбнулся несвойственно тактично Божесов, решивший не реагировать на тревогу епископа, когда заговаривали о его книге. – Мы были довольно умны и прогрессивны, чтобы понять, что наш брак следует завершить. И не прогадали, как видно сейчас… «Если вы счастливы сегодня, значит, в прошлом вы делали всё правильно», – произнёс Божесов будто цитату, продолжив: – Мы обрели свободу, оставив при этом титаническое взаимное уважение и восторг друг от друга. Елизавета – талантливый человек, умеющая, кажется, делать всё – она разбирается в программировании, понимает социальную и возрастную психологию, шикарный организатор и управленец, почему–то знает физику и имеет потрясающий взгляд на литературу…

– О, да! – кивнул епископ.

– Скажу, правда, что взгляд у неё излишне стандартный и хоть она и имеет чувство юмора, но начинает серьёзно воспринимать мои самые вольные высказывания о героях, что иногда раздражает… А ведь все беды из–за книг. Книги самый мощный источник пропаганды. Человек примеряет на себя образы, смотрит, как он поступит в тех или иных обстоятельствах. А это фантазия. Она развивается уже к сознательному возрасту и уже тогда мы становимся теми больными героями Достоевского, Гоголя, Чехова, даже Толстого. Мы ощущаем себя лишним человеком. Видим, что совершенно нормально метаться, пытаться найти себя, свой путь, своё призвание, свой смысл, истину, в конце концов… Но это всё пустое. Вся истина уже открылась и уже есть… Вы, между прочим, служитель этой истины, епископ, – Божесов говорил очень эмоционально, а самолёт заходил на посадку.

– Но мы с Орловой, – продолжал Михаил Александрович, – Поддерживаем друг друга в единой цели, потому что она талантливый во всех отношениях человек, имеющий безумно трезвый взгляд на мир и вещи, а я гений политики с порой иррациональными методами.

– Талантливый человек талантлив во всём… Но гений будет гениален только в одной отрасли, являясь полным профаном в другой, – сказал Евгений.

– Абсолютно согласен! Именно таков наш синтез. Президентом должен быть талант. А идеологом гений! Как у вас там было в книге? Друг друга гении поймут на полуслове, комфортно им общаться меж собой? – задорно повторил Божесов стихотворение Евгений.

– Да, Михаил Александрович, – с удовольствием улыбнулся епископ.

– По ритму, рифмам и смыслу это лучшее стихотворение у вас… При чём там есть и подтекст романтических отношений, и подтекст отношений деловых. Впрочем, другие стихи тоже трогательны…

Самолёт совершал посадку на военном аэродроме. Божесов сел в кресло и пристегнул ремень. Епископ сделал то же самое. Над океаном облаков поднималось солнце, пронзая своими лучами в иллюминаторы самолёта, погружавшегося в густую пелену. На земле же было пасмурно, и всё ещё стояла ночь.

– Кстати, Евгений, – сказал Божесов уже перед самым прикосновением шасси с поверхностью полосы. – Я вам хотел предложить войти в Комитет нравственности от Русской церкви. Будете курировать вопросы образования, культуры и просвещения… Вам понравится.

Евгений спокойно посмотрел на Божесова и закивал головой:

– Я подумаю, – ответил он, хоть и знал ответ. Самолёт остановился.

– Думайте, пока мы будем ехать до одного замечательного места… Ваша машина крайняя, – крикнул Божесов, стремительно покидая самолёт, не дожидаясь Евгения.

«Спасибо, Господи, за этот спокойный полёт», – прошептал епископ на трапе.

По Минскому шоссе ехал кортеж Президента. От колёс отскакивали капли недавнего дождя, а в тонированных стёклах отражались бесконечные леса, вызывавшие в душе епископа Евгения, ехавшего в отдельном автомобиле, чувства приятной ностальгии. На переднем сидении автомобиля сидели две молчаливые женщины в военной форме из охраны Божесова. «Странная манера одевать своих телохранителей как военных» – подумал Евгений, хоть и осознавал эстетическую красоту этой формы.