Михаил Байков - Достигая крещендо

– Ага, сами же процесс и нарушают, – потянулся я.

Из двери вышла Валентина Геннадьевна.

– Траву покрасили для них? – участливым громким шепотом спросил у нее я.

– Так, Князев! – спокойно отвечала она, не обращая внимания на улыбки учителей. – Сходи–ка от физкультурного зала возьми ключи.

И я пошел осматривать физкультурный зал вместе с проверкой. Дверь со скрипом отворилась, долго не могли найти выключатель, а потому мне пришлось лезть незаметно в щиток, чтобы школу не посрамить. В зал впустил сначала завуча, потом проверяющую. Последней дверью чуть каблук не отломил. А так ничего интересного. «Потемкинские деревни», увы, даже при системе Божесова процветали…

Поразительной частью жизни школы были олимпиады школьников. Эти штуки гораздо страшнее любой контрольной и экзамена для тех, кто шарит в предмете, ведь на олимпиадах постоянно приходилось доказывать свое превосходство и конкурировать с такими же умными сверстниками в глазах азартного учителя.

По объяснимой причине в мои конкуренты все единодушно записали Матвея Фиолетова и Вячеслава Субботина на три месяца. Лично они были полными моими противоположностями и, разумеется, из них Вячеслав производил более приятное впечатление осмысленного человека, не лишенного дарований, чем Фиолетов, который отталкивал отсутствием самоиронии, само же их вторжение на территорию моей гегемонии пробуждало чисто инстинктивную вражду. Хотя в Артемии недоброжелательности к обоим было гораздо больше я всего лишь мягко показывал, кто в доме хозяин, при этом улыбаясь оппонентам, а Артемий откровенно зубоскалил, хамил и троллил каждого из них, и делал это очень виртуозно.

Чисто технически, мои взаимоотношения с ними, и вообще отношение к новым людям в новом коллективе, интересная тема для социального произведения, обличающего жестокость общества и тяжесть акклиматизации. Но, честно говоря, эти люди не заслуживают повышенного внимания с моей стороны. Матвей не заслуживает из–за отсутствия в себе привлекательности и харизмы, в то время как Вячеслав, действительно обладающий приятными свойствами, просто неважен для моей основной истории. Скажу о нем только одно – будучи человеком умным и наивно целеустремленным (местами даже романтичным), он вынужден был посоперничать со мною, проиграв мне в успеваемости и успехах на всех уровнях олимпиад по истории, искусству, праву. Хоть на самом деле, Вячеслав разбирался в этом лучше меня, просто ему не хватало терпения и умения приспосабливаться к требованиям – оппортунистическим лицемерием я обладал в непревзойденном совершенстве с малых лет… Я люблю людей, поэтому совершенно спокойно здоровался с ним и улыбался при разговоре. Положительная энергия в нем точно присутствовала. А вот Матвей был непробиваемым. « Дебил » – как говорил о нем нараспев Кленов, хоть мое человеколюбивое сознание было против такой оценки.

1 октября был школьный этап олимпиады по литературе. Четыре урока анализа высокоморального и остросоциального текста или простенького стихотворения и творческое задание по составлению сборника произведений литературы, в которых фигурировала музыка. Как всегда муторно, но пропущенные по уважительной причине уроки математики того стоили.

Артемий на такие мероприятия не ходил – гордость не позволяла заниматься анализом литературы. Поэтому Буднин заменял мне его общество. Просидев два часа, проанализировав какой–то рассказик Ивана Бунина о судьбах загнивающей дворянской России, мы с ним переглянулись и вышли из кабинета.

– Ну, что? – спросил он меня.

– Что, что? Подождем наших девочек. Времени еще много.

– Саш, может кофе пойдем попьем?

– Да подожди. У нас обществознание и физкультура потом. Что у вас с Ингой?

– Литература и физра.

– Ну, видишь. На литературе уже отсидели, физкультуру прогулять не грех, подождем, а дальше в Мак пойдем.

Неуклюжей походкой из кабинета выполз Фиолетов. Мы перемигнулись с Будниным, желая как–то подшутить.

– И как, Матвей? Все написал?

– Да это очень просто. Писать практически нечего, – самоуверенно ответил он.

– Значит, ничего не написал? – хищно оскалился я.

– Все написал, – не понимая шутки, отвечал он невозмутимо. – Правда терпеть не могу литературу современную, бездарности. Выродилась истинная художественность образов! – потряс он рукой, скрасив это голосовой интонацией знатока жизни, которую Артемий описал как « Ленина застал молодым ».