Юрий Семенов - Конец черной тропы

В проходе затеснились люди, поняв, что главное свершилось, а остальное можно узнать и после.

— Чуяло мое сердце, что-то случится,— вырвалось у Тарасова.— Но ничего, о сегодняшнем процессе в Баеве до глухих уголков докатится. Все нормально, Василий Васильевич. Давайте об Угаре думать.

— А он у меня и не выходил из головы,— признался Киричук, вовсе нахмурившись.

Третьи сутки банда Гнома срывалась с места на место в Ступинском лесу. Она избегала каких-либо контактов с населением, возвращаясь под утро к обгорелой вырубке, где главарь банды поджидал возле родника Зубра. Когда он должен появиться, никто не знал. Гном приходил к неуютному месту, как приказано было в присланном «грипсе», и с рассветом исчезал обозленный: ни свободы, ни покоя, ни действия, одна нервотрепка на студеном ветру, и все без толку.

Гнома бесило еще и то, что его банда с каждой неделей таяла, осталось в ней всего пятеро. Да еще Зубр приказал выделить ему двоих охранников. Что же тогда останется ему, Гному? С тремя что за жизнь, уснуть спокойно не сможешь.

Гном прикидывал, кого же выделить Зубру из пятерых, и выходило: отдать придется Сороку с братом. Что-то они шушукаться промеж собой много стали, думают, он, кривой, не замечает. Но и находил оправдание: братьям на пару веселей, чего не побалакать.

На четвертый день, в последнее воскресенье сентябри* Зубр сам встретил Гнома у родника.

— Ты что, как сохатый, продираешься, гремишь ветвями? — рыкнул Зубр, покуривая под дубком.

— Сушняк тут кругом да пепел, в носу почернело,— пробурчал Гном, поглядывая по сторонам, но никого больше не заметил.

— Какие новости у тебя? Где люди?

— По кустам стерегут. Какие дела теперь — пятеро осталось вместе с твоим Сорокой и его братом. Шульга привел, погорели они там, в Луцке.

— Это какой брат, не Микола ли? Муж Артистки? — бросил и затоптал сапогом цигарку Зубр и распорядился: — Зови их сюда.

Внимательно вглядываясь в приближающихся братьев Сорочинских, проводник надеялся услышать обнадеживающую новость об Артистке, которую приперла такая безвыходность, что муженька своего спровадила в лес. Это другое дело, можно сказать, уже полпути до нее самой. А она, Мария, ему как никогда необходима и, главное, сама в руки просится. Когда же услышал от Миколы обласкавшие слух слова: «Иди, говорит жена, к друже Зубру, расскажи обстановку, спроси, что делать дальше, он тебя определит»,— важно почмокал губами, довольный возникшей мыслью: «Устрою, еще как покойно определю, дай только жинку твою приманить сюда». И сказал, вроде как подумавши:

— Коли навис милицейский прицеп, они докопают, уходить ей надо.— Присел, положил на колени планшетку, начал писать записку, говоря Гному: — Доставь срочно бабке Ваське, скажи ей — «молния красавице». Она знает, это ее слова. Пусть в Порфирьевке Артистка спрячется, там видно будет, что дальше делать.

Миколу не интересовало, что замышляет Зубр, какие у него планы насчет Марии. А тот не догадывался, что привело сюда мужа Артистки.

Оставшись одни, Сорока с Миколой молча с пониманием изредка переглядывались, избегая шептаться, только раз легонько кивнули друг другу в знак согласия с тем, что их момент наступает. И, будто выдавая свой замысел, Петро взял топор, начал рубить толстые ветки для костра.

Братьев снова позвал к себе Зубр и объявил:

— С этой минуты беру вас, работящие братцы, себе в охрану. Старайтесь! Готовь, Сорока, завтрак,— швырнул он завернутое в тряпицу сало, которое всегда носил с собой на переходах, и предложил: — Порежь и поджарь на огне, чтобы не капало.

Микола тем временем сходил к неближнему стожку, принес набитый мешок и связку сена, в укромном местечке средь молодых березок и папоротника устроил мягкое ложе и даже снял с себя зеленую солдатскую куртку на вате.

Эту заботу насытившийся Зубр выразил приятным удивлением на лице и восклицанием:

— За это не пропадет за мной! За усердие, внимание, значит. Приживайся давай.

Микола без звука покорно кивнул головой.

— Пусть меньше ходят, треск стоит,— вытянул шею, смотря куда-то, Зубр и распорядился: — Скажи Гному, нечего шастать, пусть тут рядом устраиваются. Одного — наблюдать на дерево. Не будите меня без дела.

Петро с Миколой направились к костерку, возле которого сидел главарь банды, живо и тихонько разговаривая:

— Подождем, пока соберутся кучнее. Как только притихнут, я топором Зубра, а ты из автомата троих. Один на дереве будет торчать, помни,— принял окончательное решение Сорока.