Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Гарри, пусть приготовят для меня машину к двенадцати часам.

— В одиннадцать тридцать встреча с Сондерсом.

— Это не займет больше получаса. Прочитай вот это.

Бейнард прочел донесение, потом спросил:

— Что мне сказать?

— Что хочешь или ничего. Разошли по экземпляру всем в этом списке. Вот он.

Лейтенант взял список и вслух прочитал первую фамилию:

— Дж. Бурн. Хорошо, я об этом позабочусь.

— В чем дело, Гарри?

— Да ни в чем. Просто мне жаль Симпсона.

— Ну?

— Надеюсь, ты уверен в правоте своего решения.

— Почему?

— Потому что иначе все это напрасно.

— Ты повторяешь слова Поля. Даже Лоример был против этого.

— Разве у тебя нет капли сожаления?

— Он убил человека. Запомни это. Если бы он любил жизнь, то встал бы на колени и благодарил бога за то, что жив и может переносить это страдание. Я лично испытываю только удовлетворение.

Бейнарда охватило чувство удивления: мог ли кто-нибудь по-настоящему узнать этого человека со странным образом мышления? Ведь обесчестить — все равно что убить.

— Человек может умереть и родиться снова. Ты, Гарри, думаешь, что я безжалостен, что, пользуясь властью, я готов извести человека. Это не так. Я просто обрезал с растения заболевшие ветки. Сожаление? Да, я испытываю сожаление, но не к Симпсону — убийце, а к Симпсону — продукту общества.

— Ты сам говорил, что человек волен в своих желаниях.

— Конечно. И заключение в трудовой лагерь является для Симпсона наказанием за убийство. Но ведь значение имеет только то, что мы сделаем с ним после. Преступника губит то, что он видит в себе важную персону, и это случается очень часто. Он становится героем для авторов социальных драм, которые посещают сенсационные судебные процессы по делам об убийстве только для того, чтобы найти оправдание действиям убийцы. Преступник становится героем рассказов об убийцах, являющихся в принципе хорошими людьми, не нашедшими сострадания.

— Какое это имеет отношение к Симпсону?

— Теперь у него и ему подобных есть шанс. Он просто лишен того права на место под солнцем, на которое рассчитывал. Кроме того, Гарри, он сейчас и живет для того, чтобы иметь возможность пожалеть о сделанном.

Бейнард посмотрел на листок с донесением, который держал в руках.

— Итак, без столовых приборов… А есть ли вообще что-нибудь, о чем ты забыл?

— Ты о Симпсоне?

— Нет, я имею в виду управление страной.

— Мне приходит на ум несколько вопросов. Кстати, проверь, получила ли пресса это донесение, и попроси Лоримера собрать все сведения о Доне Декстере. Мне нужна подробная информация к шести часам. Какие еще дела на вечер?

— Все разложено по полочкам. Этим занимается Моррисон.

— Хорошо. Если увидишь Сондерса, этого бывшего лорда Инкли, скажи ему, пусть заходит.

У Вайатта было время прочитать только что доставленное письмо Марша.

«Дорогой Вайатт. Знаете ли вы, что ваши телефонные разговоры становятся достоянием посторонних? Мне казалось, что солдат никогда не бросает боеприпасов, но это ваше дело. Я внимательно слежу за развитием событий. В основном все идет хорошо, но остерегайтесь «Кабала». Мне кажется, что они готовятся совершить на вас покушение выстрелом из пистолета с глушителем, Тилон Марш».

Вайатт, естественно, ничего не знал о «Кабале» — закулисной группе. Но если это действительно враги, то рано или поздно они проявят себя. А чего можно ждать сейчас? Очереди благожелателей, сгорающих от нетерпения пожать руку? Вайатт улыбнулся при этой мысли.

В тот момент, когда Вайатт начал было изучать проект четвертого декрета, объявили о прибытии английского представителя в ООН лорда Инкли.

Учтивый и элегантный с головы до ног, Инкли не вошел, а вплыл в кабинет.

Вайатт, углубившийся в чтение проекта, этого не заметил.

— Садитесь, господин Сондерс.

Инкли продолжал стоять. Профессиональная сдержанность на этот раз изменила ему.

— Может быть, я должен напомнить вам…

— Нет, нет, — спокойно ответил Вайатт. Затем взглянул на ошеломленного лорда и после небольшой паузы примирительно сказал:

— Между прочим, я только что подписал четвертый декрет.

— Четвертый декрет? — Лорд повел бровями, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Да, четвертый декрет. Первый — о преступлениях и наказаниях, второй — о жилищном строительстве, третий — о разрыве соглашений относительно поставки оружия и вот этот. А ведь мы у власти только шесть дней. Неплохо, господин Сондерс, а?