Вольфганг Шрайер - Прелюдия 11

Вожак диверсантов Серхио Фигерас даже в эмиграции оставался противником батистовцев, которых презирал и ненавидел с той же силой, как и в те годы, когда «он был с Фиделем в Сьерре-Маэстре». От революции он, буржуазный либерал, отвернулся после того, как она приняла социалистический характер и Куба, по его представлениям, «попала в кабалу к коммунистам». Он искренне верит, что их диверсионная группа, засланная в страну в канун вторжения интервентов, — «передовой отряд, боевое копье освободительной армии». «Перед нами рассвет свободы!» — записывает он в своем походном дневнике. Но дни идут, и вместе с ними начинают таять иллюзии. Фигерас видит, что народ не поддерживает контрреволюционные банды, действующие в горах. Он понимает, что никто не считает ни этих бандитов, ни их, диверсантов, борцами за свободу. Это понимание оборачивается для него полным моральным банкротством. В конце повествования мы видим его человеком, разуверившим-ся во всем.

Из очень разных людей составлена диверсионная группа, действующая в Сьерре-дель-Мико. Прихоть автора «Прелюдии 11»? Нет, так оно и бывало, так оно и бывает на самом деле. ЦРУ, орудующее с иезуитским коварством, использует для борьбы против лагеря социализма не только отпетых реакционеров, но и буржуазных либералов, и даже людей, называющих себя «марксистами». Вспомним хотя бы (пример не из кубинской действительности — из итальянской) о пресловутых «красных бригадах», которые, размахивая «революционными» знаменами, верно служат ЦРУ и, по существу, смыкаются с нео-фашистами Италии.

В «Прелюдии 11» ЦРУ персонифицируется в лице его представителя — капитана Мак-Леша, который выдержан, жесток, умеет «беззвучно убивать» и хорошо знаком «со всеми хитростями войны в джунглях».

В обличении ЦРУ, в разоблачении подлости и коварства тайной войны США против Кубы — главный пафос увлекательного романа В. Шрайера «Прелюдия 11».

Валентин МАШКИН

Мигель чувствовал себя прескверно. Вот уже несколько часов, как ничего, кроме резкого гудения мотора, нервного разговора да качки. Нос яхты показывался из воды, задирался, срезал гребень волны и снова погружался в сине-зеленую воду. И так без конца. «Кабаллито-дель-дьябло» — «Чертов конек» скакал по морской зыби Атлантики, и все сошлись на том, что эта спортивная яхта с низкими бортами — одиннадцать шагов в длину, три в ширину — ведет себя нормально. Конечно, для круизов между островами она годится, но для морского похода — ни в коем случае. С тех пор как в утренних сумерках они отвалили от причала в Сан-Амбросио, у Мигеля было предостаточно времени познакомиться с лодкой. Правда, разбирался он в этом не очень. Его земляки всегда жили спиной к морю, которое их окружало. Молодой, крепкий парень, он толком не умел плавать. Зато его интересовало все, связанное с техникой.

Он долго наблюдал за игрой стрелок на приборной доске рулевого, которые показывали температуру воды за бортом, наличие бензина, давление в двигателе; количество оборотов доходило до 4000. Здесь — компас, там — насос. Вот и все, на что стоило посмотреть. И Мигель, которого знобило, забрался в каюту. Что будет, спрашивал он себя, если начнется шторм? И необязательно тайфун, вроде урагана «Элла»: обыкновенного крепкого ветра достанет, чтобы справиться с «Чертовым коньком». Разве мертвая зыбь не плохое предзнаменование?

Он выглянул наружу, стараясь отыскать какую-нибудь неподвижную точку. Облака словно набрасывали на солнце вуаль, потом оно совсем терялось на небосводе, а несколько погодя он снова видел его тусклый злобный зрак. Вода стала свинцово-серой, приобрела враждебный блеск. В ней кишели акулы. Но, как его ни била дрожь, как ни муторно было в каюте, он каким-то необъяснимым образом был счастлив. Мигель не в силах был жить больше на чужбине; сейчас он на пути к дому. Другие тоже возвращались обратно, но у них все иначе, они не мечтают, они говорят. Что бы ни ожидало их дома — родители, друзья, былая богатая жизнь, — такой девушки, как Даниела, у них нет.

Стоило им пройти мимо любой из белых прогулочных яхт, как он вспоминал о ней. И еще тогда, когда в нагрудном кармане похрустывало ее письмо. И золотая цепочка в конверте тоже напоминала о Даниеле, потому что ее вместе с медальоном подарила она — на день рождения, в двадцать лет. Боже, тому уже два года! Тогда, незадолго до победы, им, казалось, принадлежало все вокруг. Да, а потом все пошло шиворот-навыворот. Только он никогда не переставал думать о Даниеле. Он допустил страшную ошибку, расставшись с нею.