Мануэль де Педролу - Замурованное поколение

— Мы не должны бы разрешать ему так часто уходить…

— Да, конечно, не должны.

— По временам меня это беспокоит.

Я рассеянно кивнул. Хорошо, что я ничего не сказал ей о фотографиях, особенно о той, потому что моя интуиция, как видно, не подвела меня, когда, просматривая снимки, я больше значения придал трупу, чем девушке. Теперь у меня не осталось ни малейшего сомнения, что Алехо что-то скрывает. Он не сумел, не захотел использовать возможность честно и открыто рассказать обо всем, а это заставляет предположить, что он виновен, не обязательно в убийстве, но наверняка в соучастии. И теперь меня больше всего пугало его безмятежное спокойствие. Ни в манере держаться, ни во взгляде Алехо я не заметил ничего, что выдавало бы его волнение, вообще какое бы то ни было чувство, как будто в душе он был доволен сам собой и не знал за собой никакой вины…

Я сел в кресло у радиоприемника, из которого лился глухой голос французской певицы, исполнявшей песню на своем родном языке. Мне было не по себе. Я много раз сталкивался со всевозможными проблемами, порой весьма сложными, и привык решать их без особых колебаний, но теперь весь мой опыт, вся моя уверенность оказались ни к чему. Быть может, потому, что была не вполне ясна суть проблемы; а может, и потому, что какая-то часть меня отказывалась признать даже существование этой проблемы и верила, что из-за какого-то недоразумения я пошел по ложному следу. Хуже всего было, что я никого ни о чем не мог спросить, ни с кем не мог поделиться заботами и у меня не было никакой возможности провести самому или поручить кому-нибудь расследование дела, которое могло означать катастрофу для всей нашей семьи.

Оставалась лишь газета с описанием преступления — эти сведения, быть может, ответят на мой вопрос, объяснят мне так или иначе эту проблему, дадут какое-нибудь указание, следуя которому можно будет действовать, если это окажется необходимым. Мне не терпелось заполучить этот номер газеты, проглотить два полустолбца, занимавших, если мне не изменяет память, добрую часть первой страницы под рубрикой «Местная хроника». Однако, учитывая положение убитого в обществе, следовало признать, что это очень мало; я тогда удивился, но подумал, что, возможно, она была так написана по соображениям общественной безопасности, из осторожности.

При всем моем нетерпении я не смог прямо с утра отправиться за сведениями, которых так жаждал. В ту минуту, когда я собрался уходить, зазвонил телефон — срочный вызов: девочка, худосочное создание тринадцати лет, потеряла много крови, и надо было во что бы то ни стало немедленно произвести переливание. Ее мать, вдова, зарабатывавшая на жизнь уборкой квартир, не состояла ни в какой профсоюзной организации, не была членом кассы медицинского страхования и, разумеется, не могла позволить себе роскошь поместить девочку в частную клинику. Пришлось прибегнуть к услугам университетской больницы, где я провел битых два часа, пока у девочки не появились признаки улучшения. Не мог я покинуть этих двух несчастных, которых лечил много лет, ведь для них одно мое присутствие было залогом спасения.

Наверное, только около половины одиннадцатого я вошел в редакцию газеты. Пока я ехал в такси, хоть это было недалеко, я сообразил, что мог не обратить внимания на заметки о ходе расследования в последующих номерах и, стало быть, нужно просмотреть все номера газеты за неделю. Это можно сделать там же.

Швейцар или какой-то другой служащий, сидевший за столом, любезно указал мне на откидной столик, за ним я мог расположиться и искать то, что меня интересовало. Я был здесь не один: через два столика от меня какая-то девушка просматривала другую подшивку, а у входа двое мужчин погрузились в чтение сегодняшнего номера.

Я сразу взял интересовавшую меня газету за тринадцатое число, но, к своему великому удивлению, не обнаружил там того, что искал. Этого сообщения не было и в газете за четырнадцатое. Как это понять, если убийство произошло двенадцатого, точнее — в ночь на двенадцатое? Ведь именно эту дату написал Алехо на обороте фотографии.

Я продолжал просматривать газеты. Сообщение оказалось в номере за пятнадцатое число, и, начав читать его, я увидел, что датой смерти названо утро предыдущего дня, то есть четырнадцатое. С усердием принялся я за чтение сообщения, написанного цветисто и несколько несуразно, а иногда и не совсем внятно, как пишутся многие официальные сообщения. Нет надобности воспроизводить здесь целиком все три цветистых абзаца; в общем, газета сообщала, что у занимавшего высокий пост чиновника был проломлен череп в правой височной области; было нанесено несколько ударов каким-то тупым предметом, видимо, убийца хотел достичь своей цели наверняка. Труп обнаружила жена погибшего, когда она утром вошла в спальню мужа, из чего можно понять, что супруги спали в разных комнатах. Ни в спальне, ни в других помещениях не обнаружено исчезновения ценных вещей; в кармане брошенного на стул пиджака, в котором убитый был накануне, остался бумажник с деньгами. Ограбление как мотив убийства исключалось.