Чингиз Абдуллаев: Срок приговоренных

Славный мальчишка. После развода прошло уже несколько лет, и сейчас он учился уже в шестом классе. Достаточно взрослый парень, чтобы соображать, что к чему. Вообще мы с ним дружили. Правда, виделись нечасто. Аленка сильно комплексовала, поэтому я не настаивал. Главное, что парень рос самостоятельным и толковым человеком, а это со стороны мне было заметно. Звали нашего сына Игорем, в честь отца Алены, умершего незадолго перед рождением внука. Хороший мужик был. Мы с ним друг друга неплохо понимали. Вполне приличная семейка могла быть, если бы не скандалы моей жены и мое нежелание долго их терпеть. Теперь же меня интересовало, как она живет с Андреем. Неужели и с ним постоянно ругается? Но у сына я никогда не спрашивал, неудобно все-таки влезать в чужую жизнь. Да и при сыне не хотелось выглядеть таким рохлей: потерял жену, а все еще интересуюсь. Но, видимо, Андрей оказался действительно неплохим мужем. У них родилась девочка, единоутробная сестренка моего сына. Именно единоутробная. Я не ошибался. Почему-то о таких детях часто говорят, что они сводные брат и сестра. Ничего подобного. Сводные — это когда вообще чужие. Каждый пришел со своим ребенком в семью. А единоутробные — родные по матери. Если по отцу, то единокровные. Мне эти тонкости один филолог объяснил, мой самый лучший друг. В отличие от меня он никогда не был женат принципиально. Считал, что семья сковывает творческие силы человека. Его звали Виталиком, и мы обожали сражаться за шахматной доской. Правда, он меня здорово обставлял. У него мастерский норматив, а у меня только первый разряд. Но иногда партии бывали чертовски увлекательные.

Виталик вообще не от мира сего — специалист по древнерусской литературе. Вы представляете, в наше время иметь такую профессию? Он получает раз в пять меньше меня, хотя уже давно защитил кандидатскую и пишет докторскую. Но, видимо, доктора наук нужны в нашей стране меньше, чем мои накачанные бицепсы охранника. Поэтому я, подполковник службы охраны Президента, получаю больше пяти докторов наук. И никто не видит в этом ничего оскорбительного.

В общем, в тот день позвонила Алена. Когда она начинала плакать, я ничего не мог понять и всегда терялся. На сей раз она не плакала. В ее голосе появились какие-то неизвестные мне нотки. Я чувствовал, что она едва держит себя в руках. И это тоже на нее очень не похоже. Обычно она не сдерживалась. Обычно она сначала кричала, потом ругалась, потом плакала, потом снова ругалась. И так, пока не доказывала свою правоту. Но в этот день она не кричала.

— Леня, — сказала она незнакомым тихим голосом, — нам нужно срочно встретиться и поговорить.

Странно, что она вспомнила, как называла меня раньше. Последние годы перед разводом она называли меня либо полным именем, либо по фамилии, когда очень злилась. Впрочем, мою фамилию она поменяла сразу, как только мы развелись.

— Что-нибудь случилось? — догадался я.

— Случилось, — отвечает она, — я хочу, чтобы ты тоже знал. Все-таки ты его настоящий отец.

— Что с Игорем? — завопил я, уже плохо соображая.

— Пока ничего. Но врачи подозревают… — Она ничего не сказала, потом как-то странно всхлипнула и попросила: — Ты можешь приехать?

Таким голосом она меня в жизни ни о чем не просила. Если бы она так всегда разговаривала со мной, мы бы никогда не развелись.

— Приеду. Прямо сейчас приеду. Ты где находишься?

— Я… — Она искала и не находила слов. Может, поняла, если назовет больницу, я все пойму. — Приезжай к нашему дому, — сказала она, — мы сейчас с Андреем приедем.

Значит, дело совсем плохо, если они вместе с Андреем приедут, понял я. Уже плохо соображая, бегу к Семену Алексеевичу с просьбой отпустить меня. Сообразив, что у меня дома что-то случилось, он молча кивнул головой. Вот за такие вещи мы его и уважали. Он всегда молчал, когда нужно, и говорил очень редко. Всегда по делу. Теперь он даже не спросил, когда я вернусь.

Я бросился к машине и едва не стукнул свою «девятку», когда выезжал со стоянки. А потом, выжимая из автомобиля все возможное, гнал к дому моей бывшей жены. Уходя, я оставил им свою квартиру, а сам снимал комнату. Потом, правда, Семен Алексеевич выхлопотал мне двухкомнатную, в которой я жил один, как король. Все девицы, которые иногда появлялись в моей огромной квартире, изумлялись ее величине — она вполне могла сойти за пятикомнатную в «хрущобах».

Я домчался на место через пятнадцать минут, хотя обычно дорога занимала минут тридцать — тридцать пять. На трассе многие сотрудники ГАИ знали меня в лицо, поэтому-то мне и удалось проскочить так быстро. Когда я приехал, их еще не было у дома. Я в нетерпении кусал губы, гадая, что именно могло произойти, но уже тогда понимал, что просто так Алена мне бы не позвонила.