Сэйити Моримура - Испытание зверя

Места здесь были красивые: кругом вздымались горные вершины, меж крутых, поросших лесом склонов пролегали глубокие ущелья, по дну которых стремительно бежали хрустальные ручьи. Высоко на просторном плато белела березовая роща, а еще выше шли лиственницы, их хвоя отливала бледно-лиловым. Внизу, в долине, затерялась деревенька — дворов пять-шесть, не больше. Узкие полоски обработанной земли поднимались террасами по горному склону: там выращивали сою и просо. Чем круче подъем, тем уже были участки, самый крошечный примостился на вершине. Взору открывался живописный пейзаж, любуясь которым случайный путник не задумывался о тяжком труде, какого, должно быть, стоило возделывать эти высокогорные поля.

Террасы приходилось постоянно укреплять, чтобы сохранить плодородный слой почвы, а обработка наклонных участков требовала особого умения. Крестьяне рыхлили землю специальной мотыгой с укороченной ручкой, согнувшись в три погибели. Со стороны могло показаться, что никаких особенных секретов в их работе нет, но у неопытного хозяина почва очень быстро истощилась бы. У местных жителей настоящим мужчиной считался только тот, кто в совершенстве постигал мастерство владения мотыгой.

Все клочки земли, хоть сколько-нибудь пригодные для обработки, были отведены под посевы, и дома прилепились в самом мрачном уголке долины, куда почти не заглядывало солнце. Крошечные оконца хижин, крытых дранкой, словно и не надеялись залучить внутрь сияние дня. Монотонно шумело колесо водяной мельницы, стоявшей на речке, что протекала сразу за домами.

Деревенька казалась безлюдной, но легкий голубоватый дымок, поднимавшийся над крышами, свидетельствовал о том, что здесь еще теплится жизнь.

Во всей Японии трудно было сыскать места пустыннее этих. Молодежь уходила из горных долин, где не было даже электричества, в города, и год от года жителей здесь становилось все меньше.

У молодых не возникало желания возродить к жизни свою унылую долину, построить новые современные дома взамен старых. Слишком уж убоги и заброшены эти края; юности с ее мечтами и надеждами делать тут нечего. Большую часть года долины завалены глубоким снегом, у телевизора время не скоротаешь, да и невесту в этом захолустье не сыщешь. Одним словом, тоска.

Зачем цепляться за эту нищую землю, когда можно уехать в город и зарабатывать там хорошие деньги? В городе совсем другая жизнь — блага цивилизации, женщины, выпивка, в витринах заманчиво сверкают товары на любой вкус. Пусть они тебе не по карману, но по крайней мере можно ими любоваться, вдыхать чудесные ароматы! И деревенская молодежь охотно бросала родные места, это ветхое тонущее суденышко, и пересаживалась в переполненный, несущийся неведомо куда океанский лайнер, имя которому Город. И не могли удержать ее ни красота величественных гор, ни вольные просторы, ни чистый воздух, ни прозрачные ручьи…

Молодые уходили, и в деревнях оставались лишь дети да старики. Дети вырастут и тоже уйдут, это было ясно. Старики же дряхлели все больше, их одолевали болезни — давали себя знать долгие годы тяжкой, полуголодной жизни.

Но жить все равно было нужно. Груз необходимых общедеревенских работ — рытье колодцев и оросительных каналов, расчистка снега, ремонт дорог — становился непосильным бременем. Много ли сил в старом, изношенном теле? И деревни приходили в запустение, умирали.

Поля давали теперь ровно столько, сколько нужно было, чтобы не умереть с голоду; по вечерам деревенские ложились спать, лишь стемнеет — надо было экономить керосин.

Бум потребления, охвативший всю страну, обошел эти горы стороной, они стали своего рода заповедником, вызывающим любопытство городских жителей. Нередко сюда забредают туристы, любители глухих уголков, — но только не зимой, зимой в долины не пройти. Горожанам нет дела до бедствий этих заброшенных деревушек, они приходят, чтобы отдохнуть от городской суеты, насладиться красотами природы. Для них ровный шум воды у мельниц, крытые дранкой крыши, узкие терраски возделанной земли, мерцание керосиновых ламп по вечерам отнюдь не свидетельство убогой жизни крестьян, а, напротив, поэтичные символы очаровательной японской деревни, наброски которых так украшают дорожный альбом.

Осенней порой, когда багрово-красная листва почти опала и из рощ потянулись дымки от костров углежогов, к приютившейся в долине деревеньке по горной дорожке спустилась молодая туристка. Ей было года двадцать два, на вид — обычная городская девушка, то ли студентка, то ли служащая какой-нибудь фирмы. Путница зачерпнула воды из речки и замерла, залюбовавшись мирным деревенским пейзажем. В сиянии ясного осеннего дня запустение и нищету скрывала густая тень, и маленькие домики не казались такими уж жалкими, их убожество заслоняла радующаяся солнцу природа.