Виктор Черняк - Правило Рори

– Согласен!.. Свиньи! И вы… и он… и все! Эх! – по квадратным плечам будто пробежала зыбь, кончик скособоченного носа побелел. – Денежки достаются горбом, а растекаются – фью! – только их и видели.

В этом вопле Рори почудилось человеческое. И этому кабану никто не распихивал деньги по карманам, тоже приходилось рыть землю, но нарыл Капити изрядно, то ли замесив богатство на скаредности, то ли на нечистоплотности в делах, Рори-то какое дело…

– А почему не боишься? Не боишься, что обману потом… не переведу деньги? – глазенки-кнопки засверкали от счастья.

– Почему? – Рори приблизился к Капити и, поборов брезгливость, ухватил кожу у адамова яблока двумя пальцами, зажал вену, секунда… и мозг кабана насытился двуокисью углерода. Капити стал сползать вниз, теряя сознание. Рори наотмашь ударил его по щекам, опасаясь задеть родинки, будто ядовитые шипы. Капити пришел в себя, жалко взглянул на Рори.

– Теперь понял почему? – Инч оттолкнул Капити. – Твое согласие – все равно что расписка, даже больше, запомни!

Инч не сомневался, что Капити расплатится до цента.

Сидней постарел за эти годы, жидкие волосы едва прикрывали голую макушку, щеки обвисли, вертикальные морщины рядом с ушными раковинами появились года два назад и уже не желали исчезать. Много лет Сидней не видел Сэйерса, не звонил ему, но знал о нем все. Сидней не хотел зла Сэйерсу, не желал его смерти и лично неприязни к Найджелу не испытывал. Но люди, на которых работал Сидней – он и сам себя стал называть так, надо же! настоящее имя стерлось, будто подошва до дыр, дыры слились, и кожаная подметка подлинного имени Сиднея исчезла, – требовали поставить точку.

Сидней, работая на правительство, давно понял, что хуже всего приходится людям, против которых никто ничего лично не имеет, но бедолагам привелось попасть в обстоятельства, о которых хорошо бы не знать, а если знаешь, что ж, тогда жди худшего.

«Предательская штука зеркало, – Сидней стоял в полный рост и пристально изучал себя, – отменить бы все зеркала в мире навсегда, запретить законом, безжалостно по отношению к красивым и молодым, зато какое благо для остальных».

Сидней давно сотрудничал с Экклзом, был для Тре-вора представителем заказчика. Именно Сидней просил Экклза разобраться с Найджелом Сэйерсом. Не надо думать, что Сидней забыл укус морской змеи, самоотверженность Сэйерса и обещание, данное Найджелу, до сих пор не забыл – а сколько всего стряслось за эти годы! И все же Сидней ничего не мог изменить; если бы он дал понять Сэйерсу об опасности, тот ускользнул бы, и тогда наниматели Сиднея рассудили бы, что кто-то предупредил Сэйерса, и подозрение пало бы на самого же Сиднея. И не раз он уже убеждался, что вовсе не нужно быть бессовестным, чтобы решиться на подлость, вовсе нет. В таких случаях любят говорить: каждый на моем месте поступил бы так, и это страшно как раз потому, что правда; если все же находятся единицы, плывущие против течения, тем хуже для них, они ничего не меняют, только лишний раз подтверждают, что поток всегда и все сметает на своем пути.

Экклз хотел поведать Сиднею, что поручил дело одному из лучших специалистов, но Сидней не желал ничего знать, его интересовал только результат, а лишние подробности как раз могли в будущем по таинственным законам переродиться в те обстоятельства, о которых знать не следует. Сидней давно принял за правило: не знать ничего лишнего, только необходимое – и поэтому жил и надеялся выйти в отставку и уже тогда обдумывать на досуге, что морально, а что нет…

Сколько раз убеждался Сидней, что его бывшие начальники, отправившие на тот свет немало невинных, выйдя в отставку, превращаются в милейших стариканов и если поднести к ним зеркало, то и отполированное стекло, покрытое с тыла амальгамой, заулыбается: как же! какое счастье! в него заглянуло добрейшее создание в благородных сединах!

Сидней позвонил по не существующей для внешнего мира телефонной линии и спросил;

– Ну, как?

– Отлично, Как и договорились. – Посторонний человек невольно узнал бы голос Тревора Экклза, а может, и Барри Субона, потому что голоса людей, принимающих решения относительно судеб других, неуловимо похожи.

Субон сидел перед Тревором. Только что Барри доложил Экклзу о действиях Рори Инча. Из распахнутого настежь окна доносились шумы улицы. Иногда Тревор, чье детство прошло вблизи еврейских кварталов, любил ввернуть слово на идиш: