Андрей Константинов - Изменник

Первое официальное сообщение об исчезновении Виктора и Геннадия прозвучало в вечернем выпуске программы «Время». Сначала диктор рассказал о новых назначениях в правительстве СССР и руководстве Москвы — в те дни победители праздновали победу над путчистами и постоянно делили портфели. Потом про стихийный бунт в ИТК в Мордовии. Потом про не правильную политику лидера Ичкерии Джохара Дудаева… И, наконец, он сказал:

— Тревожное сообщение пришло к нам из Югославии. Двое наших товарищей — журналист Виктор Ножкин и оператор Геннадий Курнев — пропали в районе боевых действий между сербами и хорватами. Это произошло первого сентября, во время выполнения нашими коллегами редакционного задания. С тех пор никакой информации о Викторе Ножкине и Геннадии Курневе не поступало. Обстановка в районе сербско-хорватского конфликта продолжает оставаться весьма напряженной, поиски там весьма затруднены. Однако советское посольство в Югославии, наши коллеги из разных стран мира и правительство Югославии сразу же приняли все возможные меры к розыску.

На экране возникла сильно упрощенная карта бывшей Югославии, потом фотографии Виктора и Геннадия, потом кадры их последнего репортажа, снятого 28-го августа и переданного в Москву накануне их следующей «прогулки» на фронт…

Диктор лгал — никто не предпринимал никаких «мер к розыску» до тех пор, пока не забила тревогу Галина Ножкина.

Владимир смотрел кадры последнего репортажа, видел Витькино лицо, слушал его голос и думал: неужели, действительно, это последний репортаж? Верить в это не хотелось. Невозможно. Он попытался отогнать эти мысли, задавить их… Он сосредоточился на картинке, но она вдруг пропала, и на экране вновь появился диктор со скорбным лицом.

— Руководство Гостелерадио СССР со своей стороны предпримет все возможное для скорейшего розыска Виктора Ножкина и Геннадия Курнева.

Диктор сделал паузу, посветлел лицом и сказал:

— А теперь информация из северной столицы. В самые ближайшие дни город на Неве вновь вернет свое историческое название, данное ему Петром Великим.

На экране появился шпиль Петропавловки, а потом физиономия Собчака… Владимир выключил телевизор. Снова вспомнился Афган и Витькина безрассудная смелость, прыжок с брони и голос: «За мной!…» Где ты сейчас, Виктор?

Еще утром, когда не было никаких официальных сообщений, Владимир позвонил Галине Ножкиной:

— Галка, чем я могу помочь?

— Да, собственно, ничем…

— Да подожди, Галка. Я ведь не только журналист, я еще и депутат Верховного Совета. Не хрен собачий. — Галина вздохнула, после паузы сказала:

— Что же ты сделаешь из Москвы? Ты извини, Володя, что я вчера так по-бабски, истерично тебе позвонила… Это все на нервах, на эмоциях. Я уже переговорила с нашим послом — они обещали принять все меры — возможные и невозможные. Я думаю, ребята быстро найдутся… Я в это верю, Володя… Я в это верю. Все будет хорошо.

От слов Галины веяло шаманством, самозаклинанием… Но от них веяло и убежденностью, верой. Внезапно он подумал, что она права, что ей сердце подсказывает… И вообще, не такой Витька мужик, чтобы пропасть ни за грош. Не может этого быть. Нет, не может. И ребят, действительно, скоро найдут.

…А ковш раз за разом опускался и плющил крышу сгоревшей машины.

Оскалившийся в шесть клыков железный ковш раз за разом падал на крышу машины. Хрустел металл. Лопались сварные швы. Сильно нетрезвый бородатый мужчина двигал рычагами — р-раз! — ковш взлетел вверх…

…Нови рат, братушки, нови рат… Р-р-раз! Ковш ринулся вниз… заскрежетало рваное железо, брызнули, прошуршали, обожгли воду хрумкие брызги пережженной краски… Р-раз! — ковш рванулся вверх… Изуродованный кузов машины подпрыгнул, как огромная лягушка… Раз!

Раз! Раз!

Бородатый вытащил из кармана флягу, зубами вырвал пробку и выплюнул ее в ржавую тину на берегу… Он пил, и кадык ходил вверх-вниз… вверх-вниз… И маленький серебряный крест подпрыгивал на заросшей груди.

— Нови рат, братушки, нови рат.

Бородатый сунул флягу под сиденье, засмеялся, ощерив крепкие зубы, занес ковш. Шесть стертых клыков обрушились на кузов машины.

— Вечна спомен, братушки.

…Девяносто первый. А что мы помним о нем? Кажется, был путч. Кажется, росли цены. Убили Талькова. Искали золото партии… И юный Гайдар — впереди!… Нови рат, братушки!