Роберт Ладлэм - Тривейн

— Не нуди, отец...

— Не буду, если ты перестанешь вести себя так по-детски. И расхаживать с таким мрачным видом. Я не нажимал на спусковой крючок, даже символически. Стив остановился и посмотрел на отца. — Я знаю. Но, может, было бы лучше, если бы ты нажал...

— Недостойное заявление.

— "Даже символически"... Ну тогда сделай хоть что-нибудь!

— И эти слова неуместны. Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Неуместны? А что же тогда уместно? Ведь ты был там, несколько месяцев работал с ними. А что ты сделал за это время, отец? Ты был там уместен? Чем ты был? Мишенью? А, к черту все! Кто-то подумал за всех вас. И решился на этот жуткий, гнусный, мерзкий шаг... А расплачиваться всем нам!

— Ты что, рад тому, что случилось? — Тривейн почти кричал. Впервые в жизни он готов был ударить сына.

— О Господи, конечно нет! А ты?

Тривейн почувствовал, что еще секунда — и произойдет непоправимое. Он с силой сжал кулаки, руки и плечи свело от напряжения. Лучше пусть сын уйдет. Уберется вон. И как можно быстрее.

— Тебя задевают мои слова, потому что убийство произошло в твоих владениях...

— Он был маньяк. Сумасшедший. Это совершенно другой случай. Ты несправедлив.

— Но до вчерашнего дня никто так не считал. На него не было досье, имя его не фигурировало ни в каких черных списках. Никто ему не мешал, просто отваливали миллион за миллионом, чтобы он работал на эту проклятую машину...

— Глупо, сын. Ты собираешься возвести в принцип идиотский случай, видение маньяка. Подумай хорошенько, Стив. Я же знаю, ты умеешь думать.

Стив какое-то время молчал, подавленно и мрачно глядя куда-то в сторону, потом произнес:

— Может, единственное, что сегодня имеет смысл, — ярлыки... Ты проиграл, отец. Извини.

— Почему, почему я проиграл?

— Потому что меня не оставляет мысль, что ты или кто-то из твоих друзей могли это предотвратить.

— Это не так.

— Тогда, может быть, еще хуже... Если ты прав... — Стив по-прежнему не сводил глаз с рук, перемазанных пеплом, нервно их потирая. — Ну ладно... Я пойду, извини. Правда, извини меня, отец. Я просто испугался.

Он бросился вон из комнаты. Тривейн слышал, как сын почти бегом промчался вниз по лестнице, затем к террасе.

«...Тогда, может быть, еще хуже...»

Нет.

Нет, он не должен позволять себе распускаться. Не может он проявлять слабость, допустимую в других. Даже в своей семье, со своими близкими.

Не сейчас. Сейчас он должен во всем разобраться. Пока еще не слишком поздно. Непоправимо поздно.

Нужно их встряхнуть. Всех. Заставить поверить в серьезность его намерений. Нельзя, чтобы они забыли о том, что в его руках мощное оружие, способное их поразить. Он сумеет им воспользоваться! Эти люди не имеют права управлять страной. Страна заслужила лучшего.

«...Тогда, может быть, еще хуже».

Но рано отчаиваться, он это докажет. Даже если придется использовать «Дженис».

Как следует использовать. Должным образом.

Используй — или разрушь раз и навсегда.

Он подошел к телефону. Он не отпустит трубки, пока не разыщет сенатора Армбрастера.

Дорожное покрытие внезапно кончилось: началась обычная проселочная грязь. Здесь заканчивалась муниципальная собственность небольшого городка, и начиналась частная собственность. Правда, теперь она тоже находилась под юрисдикцией федерального правительства: тщательно просматриваемая и охраняемая, недоступная для случайных прохожих, как это было в течение последних восемнадцати месяцев.

Хай-Барнгет.

Белый дом в штате Коннектикут.

Кортеж из пяти автомобилей не останавливаясь промчался мимо ворот и поста в Гринвиче. Дежурный едва успел приложить к козырьку руку и бросился в аппаратную внутренней связи, чтобы сообщить на следующий пост о приближении высоких гостей. Теперь можно было восстановить нормальное движение по шоссе. Правительственный кортеж свернул к въезду со стороны Приморского шоссе, которое также было уже очищено от движения в ожидании гостей. Охранник просигналил отбой на пост, махнул рукой тому, кто дежурил снаружи, и уселся в автомобиль.

Сотрудники службы «1600», разбившись на пары, разбрелись по территории частных владений. Один из них, Кэллахен, должен был наблюдать за побережьем. Вместе со своим партнером он медленно поднимался по ступенькам, ведущим к террасе, пристально вглядываясь в холмы и леса вдоль побережья.

Кэллахен работал в охране вот уже четырех президентов. Из своих сорока шести лет почти двадцать он отдал службе безопасности. Что ж, недаром его считают одним из самых опытных и ценных сотрудников. Никто не смог обвинить его и тех событиях, что случились в дариенской клинике три года назад, когда телефонный звонок заставил его снять охрану, отвечающую за безопасность Тривейна и его жены. Да, это было то еще дельце! До сих пор Кэллахен не смог бы четко объяснить, что же там все-таки произошло. Откуда чужой мог знать их пароль? Правда, в свое время он счел за благо никаких вопросов не задавать, даже когда следствие уже закончилось и его освободили. А в момент покушения в Белом доме его там и близко не было. Вот уж где просматривался каждый! Странно: он был приписан к Тривейну и в своем сообщении подробно рассказал о его встрече с Годдардом за неделю до покушения. Только никто не обратил внимания на его доклад, да и сам Кэллахен к нему больше не возвращался. Роковое совпадение, а его не заметили...