Юрий Рогоза - Убить Юлю

Противостояние не переросло в бойню, как было запланировано, кровь так и не пролилась. И эта недоработка, ни много ни мало, уничтожила Бывшего (Рыжим он не называл его даже в мыслях, и не из страха, нет, просто тот был основой всего, что имел и любил Кинюх, а над основами не глумятся!), а значит — сломала мир вокруг, поставила все с ног на голову...

Замелькали новые, вырвавшиеся из тени лица, восторженно взвыли писаки и телевизионщики. Как говорится, весь джихад по-новой!..

Но Кинюх всегда был человеком Бывшего. Он и сейчас был его полномочным и верным послом во власти, как бы нелепо это ни звучало. Словно готовил плацдарм для высадки армии, которой уже не существовало. Он не мог иначе. Это была даже не преданность человеку. Это была преданность тому понятному и любимому миру, который в одночасье исчез под хлипкие аплодисменты Запада и угрюмое мычание России, породив в душе отвратительное чувство неполной предсказуемости всего происходящего вокруг.

Но даже сейчас, тщательно отслеживая действия новых главных фигур, Анатолий Кинюх чувствовал себя не самостоятельным игроком, а человеком Бывшего. И хотя действовал по своему усмотрению, все равно мысленно соотносил каждый шаг с реакцией человека, который должен был, но не сумел пойти на третий срок. И всем своим нутром чувствовал, что делает это не напрасно....

Потому что в стране под названием «Украина» возможно ВСЕ.

Сидящие напротив него за длинным, отполированным до блеска деревянным столом представители «российской нефтяной элиты» расположились в полном соответствии со знаменитой картиной Васнецова «Богатыри». Может быть, это произошло случайно; хотя Третьяк давно понял: на этом уровне человеческого существования о случайностях говорить не приходится. Скорее всего, художник-славянофил просто безошибочно уловил извечную, проверенную временем и многочисленными историческими смутами компоновку трехглавого русского духа: мощный и монолитный, как памятник Ким Ир Сену, Илья Муромец — в центре; собранный средневес Добрыня Никитич — на подстраховке; «на добивании» — Алеша Попович, этакий хрупкий стажер-любимчик, которому позволено быть чуть романтичнее и суетливее, чем старшим товарищам, но все же велено не отклоняться от основной богатырской линии.

Правда, необходимость соответствовать эпохе преобразила богатырей. На «Муромце» стояла такая жирная печать Кремля с привкусом Лубянки, что это заметил бы и юродивый. «Добрыня» был явно из тех, что «в законе» (хотя, как Третьяк ни старался, знаменитых перстней-татуировок на коротких бугристых пальцах так и не заметил). А «Попович» и вовсе походил на сбежавшую из цирка исхудавшую обезьяну, суетливо-радостную и одновременно чуть напуганную слабой, но вполне реальной вероятностью того, что поймают, натянут дурацкие трусы в горошек и снова заставят ездить по кругу на велосипеде.

«Какие все-таки правильные люди!.. — с болью за Родину подумал Третьяк. — И стиль чувствуется, и школа, и понимают все с полуслова... Излагают цивилизованно — с ласкающим ухо московским «аканьем», непринужденно, разбавляя «великим и могучим» понятные лишь настоящему профессионалу термины... Нет, расти нам еще до России-матушки и расти! А мы только выпендриваемся...»

Одним словом, «богатыри» Третьяку нравились. Напрягал четвертый, скромно пристроившийся у края длинного стола. Его украинскому гостю почему-то не представили, и по всем понятиям ему уж точно нечего было делать именно сейчас и именно в этом месте. Измятый всклокоченный человечишко с козлиной бородкой и наркотически блестящими живыми глазками, он напоминал не то Троцкого после победной сабельной атаки, не то Бухарина, пережившего ужас первого допроса. Впрочем, пока что он не проронил ни слова. Как и застывший в глубокой задумчивости «Муромец». Говорил «Алеша Попович»:

— Нет, определенно, нужно работать только на разрыв матки, это вопрос решенный и согласованный. Полумеры ни хуя не работают, господа, у нас с вами была возможность в этом убедиться, да? Так что осталось определиться с конкретной тактической схемой, и, собственно, пиздец.

— Схема-то схемой... — «Добрыня» выдержал короткую, но значимую паузу. — Но если эта пизда проведет антимонопольную процедуру через Парламент, мы реально попадаем на лавэ, и это попадание, согласно данным отдела маркетинга, будет выражаться в весьма, блядь, конкретных суммах.

— Не проведет. — Третьяк очень постарался, чтобы фраза прозвучала солидно и весомо. — Мы отслеживаем ситуацию в Раде...