Брайан Моррисон - Расплата

— Бенгана, дружище… А эта штука для чего? — произнес он, поднимаясь с кресла.

И тут же плюхнулся обратно, увидев, что гость приближается с нацеленным на него обрезом, в его глазах затаилось отчаяние, их взгляд, казалось, вжимал Вадона в кресло.

Человек с обрезом пристально разглядывал Вадона, он молчал, только губы беззвучно шевелились. Из приемной послышался шум, и они оба разом бросили быстрые взгляды на дверь. Когда Бенгана вновь посмотрел на Вадона, его взгляд как-то сразу потускнел, стал безжизненным. Он словно не видел съежившегося от страха человека, глаза были устремлены вдаль, в пустоту, туда, где грозовые багрово-серые облака окутали Эйфелеву башню, оставив видимой только ее макушку, и эта макушка будто парила в воздухе. С высоты двадцать третьего этажа казалось, что она находится вровень с окном.

Донесшийся из приемной топот бегущих ног вернул гостя к действительности. В дверях появилась секретарша, она показывала на него пальцем, из-за ее плеча выглядывал полицейский в форме. Бенгана удостоил их всего лишь одним, ничего не выражавшим взглядом, судорожно сглотнул, поднял обрез и выстрелил. Раз, другой.

Звуки выстрелов затихли, воцарилась какая-то неестественная тишина. Матовое небьющееся стекло разлетелось на миллион мельчайших осколков, и в окне за спиной Вадона образовалось огромное, величиной с дно пивной бочки, отверстие, через которое в кабинет проник одинокий солнечный луч.

Бенгана бросил обрез на пол и сказал все еще дрожавшему от страха, съежившемуся Вадону:

— Теперь можешь считать себя свободным.

И на глазах бледного, потерявшего дар речи Вадона он в два прыжка достиг окна и головой вперед выбросился через пробитое пулями отверстие.

— Эй! Хватит, Дюваль!

Голос женщины приглушен подушкой, пряди каштановых, длиной до плеч, волос рассыпались по лицу. Из-под измятой простыни высунулась нога и опустилась на пол. Она шлепнула по руке, гладившей ее бедро.

— Ты должен завезти меня в офис. Не забыл?

Билл Дюваль оторвал голову от подушки и посмотрел на светящийся циферблат.

— В офис? — переспросил он с хорошо разыгранным недоумением. — Да ведь еще только четверть шестого! — и снова погладил ее бедро.

Она рассеянно сбросила его руку и встала с кровати.

— Все правильно. В половине восьмого у меня деловая встреча за завтраком.

— Деловая встреча за завтраком ? — поморщился он, уронив голову на подушку. — Что вам дает вся эта чепуха, кроме разве кофейных пятен на ваших бумагах? И почему это вы, уолл-стритовская публика, не можете позавтракать дома, а потом идти в свои конторы и там работать, как все нормальные люди?

Она направилась из просторной спальни в ванную, собирая по дороге разбросанную одежду.

— Такие вопросы могут задавать только те, у кого нет надобности зарабатывать себе на жизнь. А остальным приходится подчиняться обстоятельствам.

— Гмм. А быть владельцем галереи — это, по-твоему, не работа? — Он проводил ее глазами, отбросил простыню и последовал за ней в ванную.

Она закрыла дверь душевой кабинки.

— Подумаешь! — донеслось до него сквозь шум воды. — Что это, интересно, за работа, если она начинается только после полудня?

— Я же тебе сто раз говорил, — промычал он сквозь мыльную пену, приготавливаясь бриться, — что мои клиенты по утрам заняты подбором драгоценностей к своим дневным и вечерним туалетам. А я в это время подбираю для них фон.

— Почитывая журнальчики? — насмешливо крикнула она. — Потом он заявляется в свою галерею, три или четыре часа слоняется там из угла в угол, в это время его очаровательная помощница готовит ему кофе и Бог знает что еще делает. И это он называет работой!

— Соланж — настоящее сокровище. Но очаровательная ? — хихикнул он. — Вот уж нет. И ничего она больше не «делает». А если что и было, Эми, то теперь с этим покончено, — понизив голос, проговорил он. Девушка вышла из душевой кабинки, глаза ее сияли. Он галантно подал полотенце и с нескрываемым восхищением залюбовался ее сверкающим телом.

— Эта деловая встреча действительно нужна тебе?

Она прижалась к нему, целомудренно чмокнула в намыленную щеку и в результате обзавелась козлиной бородкой из мыльной пены.

— Боюсь, что да.

Начало рассветать, когда они, выпив кофе, сели в машину и направились в Нью-Йорк. Всю дорогу ехали молча, любовались восходом солнца, предвещавшим еще один знойный день. Только когда вдали показался город, Билл заговорил: