Сергей Тепляков - Флешка

«Сколько есть времени? – тоскливо подумал Шурков. – Эти хреновы митинги. Сто тысяч народу на Болотной – это же как у них вышло? И чем этим москвичам жизнь не нравится? Один-единственный европейский город на всю страну, по выходным пол-Москвы в Прагу летает пиво пить. Что им не так? Уважения захотелось?»…

Людей, этих самых граждан России, Шурков не любил, да к тому же и не уважал. (Чувства эти разные, и одно вполне может существовать без другого). В выпущенной недавно своей книжке он одному из героев дал сказать свои мысли: «Проблема только в том, что, кроме лакеев, в доме никого нет. Триста миллионов лакеев теперь на свободе». Триста миллионов – это было еще об СССР, но с тех пор, думал Шурков, если что изменилось, так только в худшую сторону. Еще и поэтому удивила его реакция народа на выборы. «Думали, что привык народ ко всему, но оказалось – нет… – раздраженно подумал Шурков. – Как в том в анекдоте про осемененных коров, которым, оказывается, надо еще «А поговорить?».

Вообще-то Шурков со своим «прохладным умом» и сам думал, что можно и поговорить. «Тут как в теннисе… – думал он. – Ты можешь не любить и не уважать мячик, ты можешь его ненавидеть, но если хочешь победить, ты будешь за ним бегать».. Однако предложить это Хозяину сейчас, именно сейчас – значит, подписать себе приговор. Не смертный, но такой, что мало не покажется. Ну может и не приговор, но уж точно явку с повинной: все, исписался, истратился, сдулся, не могу, устал. «И что будет? Никого из номенклатуры Хозяин пока не сдал… – подумал Шурков. – Ну отошлют послом куда-нибудь. Буду там книжки писать»… Но понимал Шурков, что он – не номенклатура, не свой, посольство не для него, скорее свешают всех собак. Оставалось надеяться, что если и сдадут, то не сегодня. Однако и завтра в отставку не хотелось.

Отставка была обидна не только сама по себе, сколько еще и тем, что обрывалась отличная, уникальная, возможная только в нынешней России, сделанная чистыми словами, на одном остроумии, карьера. (Шурков гордился тем, что никогда в жизни не работал руками – только головой). Это на Западе, в той же Англии, можно было отсидеться в оппозиции и снова вернуться к рулю. В России система почти всегда, а в последние годы особенно, выстраивалась по принципу «или-или». Проигравший вылетал из власти навсегда, а он к этому не был готов.

Иногда он думал – зачем ему власть? Денег, машин и домов у него было бы не меньше, если не больше, если бы он остался в бизнесе. Перекрывать Енисей, поворачивать северные реки или как-то еще благодетельствовать человечество он не собирался. По всему выходило, что власть нужна была ему как редкий значок в небогатом детстве – чтобы все знали, что больше ни у кого такого нет. С детства, небогатого и убогого, помнил Шурков счастье, какое дает обладание тем, чего нет ни у кого. И терять власть ему было жалко именно как потерять этот значок: не будет его, и сразу никто и не вспомнит, кто такой Шурков, чем интересен. И про 375 оттенков серого забудут тут же. Без власти он был один из громадной толпы, а сливаться с толпой он не хотел.

Но был в его власти изъян – не всем она была видна, не всем очевидна. Хотелось же славы и страха, чтобы его книжки изучали трудовыми коллективами, как «Вопросы языкознания» другого кавказского человека. Хотелось выйти из тени (как раз в надежде на то, что это в конце концов произойдет, он запрещал писать о своем чеченском отце: второго кавказца Россия может и не стерпеть).

У него появилась навязчивая идея – сменить Хозяина. Он подозревал, что и у Хозяина с некоторых пор есть такая же мысль – сменить Шуркова. Вот сказал же недавно Хозяин: «А что, 2012 год – это ваш год, вы же Дракон? У вас поди на этот год разные далеко идущие планы?». И улыбался так, что Шуркову, при всей его выдержке и чеченском нутре, сделалось нехорошо.

Наступающий год и правда был годом Дракона, под знаком которого Шурков родился в 1964 году. Шурков много гороскопов прочитал по этому поводу, и все они предсказывали в основном хорошее. Вопрос был только в том, читал ли эти же гороскопы Хозяин?

«Да если и читал, теперь все равно – кто первый встал, того и тапки…» – подумал Шурков: сомневаться не приходилось – ситуация вышла на финишную прямую по всем пунктам: и во взаимоотношениях народа и государства, и во взаимоотношениях его, Шуркова, и Хозяина. Жонглирование словами исчерпало себя – для Шуркова это было очевидно. Шурков знал, что выход только один: как можно быстрее довести ситуацию до точки кипения, пока ОМОН и армия еще слушаются приказов. «Настучать народу по голове, и этим продержаться еще десять лет на чистом страхе… – думал Шурков. – Не в этом ли план Хозяина? Но если в этом, так для этого плана я ему не нужен»…