Джек Хиггинс - Мыс Грома

— А это не опасно?

— Нисколько. — Нойман забрался в кабину и завел мотор.

Улица была усеяна битым стеклом и булыжником.

«Файзелер-шторх», оставляя позади массу изумленных беженцев и подскакивая на неровностях, двинулся вперед, пересек улицу у Бранденбургских ворот и, развернувшись, встал носом к «Колонне Победы», видневшейся вдали. Дождь лил как из ведра.

— Ну что ж, поехали, — сказал Нойман и нажал на педаль газа.

Взревев мотором, «файзелер-шторх» пронесся по середине улицы. Люди бросались перед ним врассыпную. Но вот наконец самолет взмыл в воздух и заложил вираж вправо, чтобы избежать столкновения с «Колонной Победы». Борман даже не почувствовал, что по ним вели огонь с земли.

— Вы, наверное, счастливчик, рейхслейтер, — сказал молодой летчик.

Борман резко повернулся к нему.

— Как вы меня назвали?

— Прошу прощения, если я не так выразился, но как-то мне довелось видеть вас на церемонии вручения наград в Берлине.

Борман решил пока воздержаться от дискуссии.

— Пусть вас это не волнует. — Он взглянул вниз, где в пламени и дыму расстилался Берлин, по которому русская артиллерия вела неослабевающий огонь. — Адское зрелище.

— Божественное, рейхслейтер, — отозвался Нойман. — Все, что нам нужно, — это Вагнер, который писал бы подходящую для момента музыку. — С этими словами он направил «файзелер-шторх» ввысь, к темным тучам, где ему ничто уже не угрожало.

Наиболее сложной выдалась вторая часть полета, когда они, сделав крутой поворот, направились к восточному побережью Дании, а затем, повернув еще раз, взяли курс на пролив Скагеррак, приземлившись на крошечной авиабазе Люфтваффе в Кристиансенде для дозаправки, за которой предстоял заключительный отрезок пути. Когда они прилетели в Берген, было темно — хоть глаз выколи. Стояла страшная стужа. Когда они приземлились, шел дождь со снегом. Полчаса назад Нойман связался с базой, чтобы получить разрешение на посадку. Огни горели на вышке наблюдения и в домах, а дальше тьма была кромешная. Германские оккупационные войска в Норвегии отдавали себе отчет в том, что конец близок и рассчитывать на вторжение союзников не приходится. В этом попросту не было необходимости. Сотрудник аэродромной службы, держа в руках по фонарю, указал им место стоянки, после чего ушел. Борман увидел, что к ним направляется автомашина марки «кубельваген». Она остановилась с противоположной стороны вставшего на стоянку самолета.

Нойман заглушил мотор.

— Вот и все, господин рейхслейтер. Тут не то что в Берлине.

— Вы хорошо справились со своей задачей. Вы прекрасный летчик.

— Позвольте, я достану ваш чемодан.

Борман выбрался из кабины на землю, и Нойман передал ему чемодан.

— Как жаль, что вы узнали меня, — произнес Борман и, выхватив маузер с глушителем из кармана шинели, выстрелил ему прямо в голову.

Рядом с «кубельвагеном» стоял мужчина в форме офицера военно-морских сил и фуражке с белым околышем, к которым питали особую слабость капитаны подводных лодок. Он курил сигарету, но с приближением Бормана бросил ее на землю и придавил ногой.

— Генерал Штрассер?

— Совершенно верно, — откликнулся Борман.

— Капитан третьего ранга Пауль Фримель. — Фримель слегка вскинул руку в нацистском приветствии. — Я — командир подводной лодки номер 180.

Борман бросил свой чемодан на заднее сиденье «кубельвагена», а сам уселся на место, предназначенное для пассажиров, и позволил себе расслабиться. После того как его спутник сел за руль, рейхслейтер спросил:

— Вы готовы к выходу в море?

— Готовы, генерал.

— Отлично, тогда мы отправляемся немедленно.

— Как прикажете, генерал, — сказал Фримель и тронул машину с места.

Борман глубоко вдохнул запах моря, которым был напоен встречный ветер. Как ни странно, вместо усталости он почувствовал прилив энергии. Закурив, он откинулся назад и, подняв голову, посмотрел на звезды. Вспомнился Берлин, который казался теперь дурным сном.

Дождь пошел всего за несколько минут до полуночи, когда Диллон остановил свой «мерседес» у обочины, включил освещение в салоне и сверился с картой. Клагенфурт остался в двадцати милях позади, а это означало, что до границы с Югославией теперь рукой подать. Впереди, в нескольких метрах, виднелся дорожный указатель. Достав фонарь из бардачка, он вылез из машины и двинулся к нему, тихонько насвистывая. Это был мужчина невысокого роста — не больше ста шестидесяти пяти сантиметров, с такими светлыми волосами, что они казались почти белыми. На нем были старая черная кожаная куртка и темно-синие джинсы. Шея обмотана белым шарфом. Судя по указателю, Феринг лежал справа и до него осталось еще пять километров. На мужчину это известие не произвело никакого впечатления, он просто вынул сигарету из серебряного портсигара, закурил, чиркнув старомодной зажигалкой фирмы «Зиппо», и вернулся к машине.