Майкл Доббс: Карточный домик

— Ну, давай, давай, давай, давай же! — кричала она в отчаянии, молотя кулаками по крышке стола. День клонился к вечеру. Все это время она и так и эдак перекладывала известные ей факты, но все ее ухищрения оставались напрасными; она окончательно запуталась и перестала вообще что-либо соображать. Стрелки часов продолжали свой неумолимый бег, а она все прокручивала и прокручивала в мыслях различные комбинации, каждый раз убеждаясь, что снова идет по дороге, по которой уже проходила, и снова попадает в тот же тупик, в который уже упиралась. И чем больше она старалась, тем труднее было найти какой-нибудь новый, еще не опробованный подход. Надо поменять обстановку, подумала она, может быть, тогда заиграет огонь воображения. Прогулявшись, покатавшись на машине и приняв ванну, она снова сидела дома и молила Бога ниспослать ей озарение. Напрасно. И вдохновение, и интуиция покинули ее — сказались бессонные ночи, а единственный человек, который мог ответить на эти мучительные вопросы, был мертв и все сенреты унес с собой. Зарывшись лицом в ладони, она молила о чуде.

И вдруг что-то блеснуло. Позже она не могла припомнить, что именно вызвало в ее сознании эту искру, но из затухающих угольков ее воли и надежды выбился вдруг маленький огонек и затрепетал, оживая и все ярче разгораясь. Кажется, не все еще потеряно!

Часа через два в дверях с большой коробкой горячей пиццы появился Краевский. Он звонил, но никто не отвечал. Он забеспокоился и удвоил усилия. В комнате было темно. Матти согнувшись сидела на полу в углу, обхватив руками колени у подбородка. Она плакала.

Он молча опустился рядом с ней, и в этот раз она позволила ему обнять себя и держать в объятиях, пока она не перестала плакать. Прошло, однако, еще некоторое время, прежде чем она смогла говорить.

— Ты как-то сказал мне, Джонни, что если я не смогу мыслить и действовать по зову долга, то я никогда не стану настоящей журналисткой, а останусь чем-то вроде бабочки. Теперь я поняла, что ты был прав. Вплоть до сегодняшнего дня я занималась тем, что выискивала материал для своей статьи. Да, она мыслилась как очень большая статья, но больше всего меня при этом интересовало, чтобы ее опубликовали на первой полосе газеты и чтобы там стояло мое имя. Это как в фильме, в котором преступников вышибают из их потайных мест, несмотря ни на какие разрушения и жертвы. И в этом фильме я играла роль отважной журналистки. Презирая трудности и опасности, она распутывает преступные козни. Теперь, Джонни, я больше не смотрю на это, как на игру…

Она подняла глаза, и он увидел в них не слезы страха или боли, а слезы облегчения — человек вырвался наконец из трясины и встал на твердую почву. — Мне не нужно было ничего, кроме статьи — великой статьи. Я забросила свою работу и растоптала твои чувства просто потому, что в этот момент ты оказался у меня на дороге. Сейчас я бы все отдала за то, чтобы этих событий не было и не надо было бы писать статью. Но уже слишком поздно.

Она схватила его за руку. Сейчас она нуждалась в нем, как никогда раньше.

— Видишь ли, Джонни, не было во всех этих происшествиях никаких совпадений. Вултон вынужденно отказался баллотироваться, потому что его шантажировали. Кто-то отделался от него так же, как отделались от Коллинриджа, Маккензи и Ирла. И от О'Нейла.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— О'Нейл или покончил жизнь самоубийством, или был убит. Но часто ли ты слышал, чтобы кто-нибудь кончал жизнь в общественной уборной?

— Матти, но не с КГБ же мы имеем дело!

— Что касается О'Нейла, то в его случае не исключается и это.

— Боже милостивый!

— Джонни, где-то там, наверху, есть кто-то, кто не остановится ни перед чем, лишь бы стать, хоть ненадолго, самым могущественным человеном страны.

— Это ужасно… Но нто? Она гневно топнула ногой.

— В этом-то вся чертова загвоздка. Сижу вот здесь в темноте, зная, что есть человек, имя, намек, которые могли бы все распутать, но не могу найти ни то, ни другое, ни третье. Все в конечном счете упирается в О'Нейла, но теперь его нет…

— А ты уверена, что это не был сам О'Нейл, который так увяз во всем, что испугался, потерял самообладание и… покончил с собой?

— Нет, это не мог быть О'Нейл. Не могло же быть так, чтобы…

Огонь снова вспыхнул, обдав теплом и слегка рассеяв туман сомнений и сумятицы предположений и догадок, опутывавший ее мысли.

— Джонни, О'Нейл не единственный имел прямое отношение к большинству утечек, а может быть, и ко всем им. Дело в том, что некоторые из них связаны с правительством, а не с партией. Я имею в виду такие в высшей степени секретные сведения, которые не были известны не только партийным чиновникам, но и некоторым членам кабинета.