Ян Валетов: Левый берег Стикса

Отец Кости погиб во время аварии на шахте, в 1972, когда его сыну едва исполнилось четырнадцать. И в тот же год, Костя уехал, из родного города, подальше от портвейна и самодельных ножей из рельсовой стали, с наборными ручками из цветного плексигласа — поступать в техникум, на экономическое отделение. Через год он был комсоргом отделения, а еще через год комсоргом техникума, отличником и капитаном сборной по футболу. При всем при этом, он был далеко не паинькой — сказывалась дворовая школа, и, в случае чего, мог постоять за себя, с решительностью и жестокостью, усвоенной от шпаны.

Как ни странно, всех своих успехов он достигал с одной целью — не скучать. Бездельничать и напиваться — ему было скучно. Каждую свободную минуту он хотел занять чем-то полезным для себя. Читал запоем, все, что попадалось под руку, изучал иностранные языки, стенографию, неизвестно зачем получил диплом сварщика, оператора станков с ЧПУ и кучу других бумажек, которые теперь, ненужные, лежали в пакете с документами в их городской квартире.

Чтобы избавиться от сильного украинского акцента в речи, он посещал курсы при филфаке университета и, к моменту окончания техникума говорил не хуже диктора центрального телевидения.

Красный диплом техникума, комсомольская работа и пролетарское происхождение помогли ему поступить на экономику в университет, хотя по матери он был еврей, о чем всегда, без стеснения, писал в анкете. Наверно от матери он и унаследовал густые темные волосы, тонкий нос с нервными тонкими «крыльями» ноздрей и необычного разреза карие глаза с длинными черными ресницами.

Лицом он больше походил на отца, фотографии которого Диана видела, когда приезжала к свекрови. Те же, резко очерченные, высокие татарские скулы, тяжелый подбородок, плотно сжатый рот. На фотокарточках покойный свекор никогда не улыбался, и производил впечатление крайне сурового человека. Но в один из приездов, Костина, тогда еще живая, мама сказала ей тихонько, когда они оказались вдвоем на трехметровой кухне ее квартирки:

— Он тоби так улыбается. На батю своего так схожий, батя точно так улыбався.

И столько нежности, столько сокровенных теплых воспоминаний было в этом голосе, особенно в этом южном «улыбався», что Диана, несмотря на молодость, сообразила, что, может, и не все в жизни ее свекрови было гладко (отец Кости, Николай Петрович, был человеком с непростой судьбой и непростым характером), но мужа своего, умершего много лет назад, Светлана Иосифовна любила, а, может, и по сию пору любит, как живого. И он ее любил.

В 1979 году, Костя стал секретарем комитета комсомола факультета экономики Университета, и вступил в партию — не из-за убеждений, а по необходимости. Так делали все, кто мог, правдами и не правдами, чтобы обеспечить себе нормальное продвижение по служебной лестнице в будущем. А Диана в этом же году поступила в Университет на филологию, без усилий перешагнув со школьной скамьи на студенческую. Языками она занималась серьезно, с первого класса, и свободно говорила на английском и французском.

Учеба не занимала много времени и свободные вечера она проводила в обществе подруг по группе — с шампанским, песнями Окуджавы, разговорами о литературных новинках и отсутствии в современной жизни нормальных мужчин.

Отсутствие мужественности в соучениках по факультету признавалось естественным — филология дело чисто женское. А во всех остальных представителях мужского пола, мужественность — или сочеталась с отсутствием образованности и утонченности (утонченность словесная и чувственная считалась обязательной для настоящего мужчины), или полностью заменялась «животной грубостью», при полном отсутствии образованности и той самой утонченности. При словах «животная грубость» у самой рьяной проповедницы женского интеллектуального превосходства — Оленьки Кияшко, почему-то появлялось мечтательное выражение в глазах.

«Женский клуб» заседал регулярно, от трех до пяти раз в неделю, но члены самодеятельной феминистской организации иногда пропускали его заседания, чтобы сходить в кино, в кафе или в театр с кем-нибудь, чей набор хромосом включал в себя букву "Y". С отвращением, естественно.

Некоторые члены клуба уже знали, чем отличается поцелуй, переполненного гормонами, студента от поцелуя одноклассника, тайком читали некоторые разделы журнала «Здоровье», а, однажды, преддверии новогоднего вечера, все вместе, вслух, прочли омерзительную по качеству ксерокопию книги сексопатолога со странной, явно ненастоящей, фамилией Стрит.