Жорж Сименон - Президент

Больше всего ей нравилось давать ему уроки светской жизни, и она даже начала учить его, как надо одеваться.

Было как-то неловко припоминать все это в возрасте восьмидесяти двух лет в маленьком домишке на нормандском побережье, где одним из ближайших посетителей будет смерть.

Из-за воспоминания об этом и еще кое-каких воспоминаний он наотрез отказался бы начать жизнь сначала, если бы ему и предложили.

Разве в течение многих недель, многих месяцев он не изучал перед зеркалом свои манеры и осанку, те манеры и осанку, что подобают, как она уверяла, истинному государственному деятелю!

И он, всегда одетый корректно и строго, однако не придававший большого значения элегантности, кончил тем, что уступил настойчивым просьбам Марты и поехал к самому знаменитому в те дни портному на улице Фобур Сент-Оноре.

— Одеваться можно только у него, дорогой мой, ведь не ехать же в Лондон! Кстати, этот портной шьет моему мужу.

Он спрашивал себя сегодня, не предпочел бы он иметь на совести настоящую подлость, как Шаламон, чем мучиться этим унизительным воспоминанием…

Он снова видел надменного, чуть насмешливого портного и свое собственное отражение в зеркале: в пиджаке с еще не пришитыми рукавами…

Разве он не уверовал во все это, пусть на очень короткий срок, разве не дошел до того, что стал носить самые модные шляпы и тщательно подбирать цвета своих галстуков и перчаток!

По утрам он совершал прогулки верхом по Булонскому лесу.

Люди, называвшие его «господин министр», и не подозревали, что он ведет себя как неоперившийся юнец! В довершение беды он познакомился у Марты де Крево с девушкой по имени Жюльетта, о которой потом много говорили.

Она была одновременно и камеристкой и компаньонкой, так как Марта не выносила одиночества, и, даже когда ходила по магазинам, или на примерки к портнихам, а в отдалении за ней следовал ее автомобиль, она нуждалась в спутнице. Жюльетта исполняла также обязанности секретарши, назначала свидания, напоминала о них, отвечала на телефонные звонки, расплачивалась в магазинах за мелкие покупки.

Она происходила из зажиточной буржуазной семьи и, строго одетая в черное или темно-синее, выглядела как молоденькая девушка, только что вышедшая из закрытого пансиона.

Страдала ли она уже тогда нимфоманией? Очень возможно, так же как возможно и то, что многие мужчины могли в этом убедиться.

Часто, когда Марта еще одевалась, Жюльетта оставалась одна с будущим председателем Совета министров и вела себя при этом так, что в один прекрасный день, доведенный до крайности, он повалил ее на кушетку тут же в салоне.

Их связь стала для него привычкой, необходимостью, для нее же опасность была непременным условием наслаждения, и она старалась всячески усилить эту опасность, придумывая самые рискованные ситуации.

Случилось то, что должно было случиться: Марта де Крево застала их на месте преступления, и оскорбленная гордость, вместо того, чтобы подсказать ей необходимую сдержанность, толкнула ее на бурную трагикомическую сцену, привлекшую внимание всей прислуги.

Министру, выставленному за дверь вместе с Жюльеттой, не оставалось ничего другого, как поместить свою соучастницу в скромном отеле, так как он не мог поселить ее в здании министерства и не желал ее присутствия в своей квартире на набережной Малакэ!

На следующий же день одна газетка в нескольких строках довольно точно рассказала о происшедшем, закончив заметку фразой, которую якобы произнесла графиня де Крево: «Подумать только: я сделала его светским человеком, да притом и одевала его!»

Произнесла ли она эти слова на самом деле? Возможно, ибо это было похоже на нее. Но, без сомнения, она и не подозревала, что эха фраза будет его преследовать в продолжение всей его карьеры и весьма затруднит его продвижение вперед.

В восторге от сенсационной находки репортеры занялись расследованием, и оно закончилось нашумевшей статьей под заголовком «Его портной».

В статье подробно рассказывалось, что Марта де К… отправила одного молодого министра к портному своего супруга — следовал адрес портного, — но самое пикантное состояло в том, что костюмы этого министра в конечном итоге оплатил по счету граф де Крево!

Такой же мертвенно-бледный, как и Шаламон в тот день, когда написал свое письмо, министр общественных работ схватил телефонную трубку и позвонил портному. Он не помнил более тягостного чувства, чем то, которое ему пришлось испытать, пока он слушал голос, отвечавший ему на другом конце провода.