Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

— А Шварц думал, что, напротив, все дозволено, — кивнула Маша.

— Да. Боря всегда был лидером. Он убеждал меня, играя то на моем честолюбии, обещая, что нам сразу дадут Нобелевку, то на человеколюбии: ведь мы действительно многих могли сделать счастливыми.

— Эта активация генов, — Маша смотрела не на Калужкина, а на капельницу, медленно подававшую физраствор, — срабатывала в ста процентах случаев?

— О нет. Но когда срабатывала, ошибиться было невозможно…

— Слишком красивыми получались младенцы?

— Да. Но мы так и не могли понять, почему в одном случае рождается обычный ребенок, а в другом — наш «идеальный малыш». Мы экспериментировали, варьируя сроки, на которых производилось воздействие на эмбрион, но оно, это воздействие, в любом случае должно было осуществляться на очень раннем этапе.

— А Надя?

— Надя… Видите ли, Лиза, покойная супруга Бориса, очень хотела второго. А возраст был уже… Пограничный, около сорока. Боря, полностью уверенный в своей программе, решил, что тоже хочет посмотреть, как выглядят их с женой общие «лучшие гены». — Калужкин грустно улыбнулся. — Говорил: что ж я, сапожник без сапог? Ну и еще, конечно, как ученого его очень интересовала возможность наблюдения за результатом эксперимента, так сказать, в динамике.

— И как оказался результат?

— О, сначала все было отлично — Надя действительно опережала всех сверстников по развитию, что никого не удивляло, с таким-то отцом. Внешность ее, да, вызывала много шуток — ведь ни Борис, ни покойная Лиза красавцами не были, но… Шутки шутками, без подозрений. Лиза обожала Надю — поздний ребенок. А Шварц хоть тоже в ней души не чаял, но никогда не спускал с нее цепкого взгляда ученого — вел дневник, брал анализы. Все данные хранились в его архиве.

— Ясно, — кивнула Маша. — Погибшем архиве.

— Лиза, к счастью, не дожила до открытия, которое сделал Шварц. Видите ли, профессор первый догадался, что… — Калужкин замолчал.

— Что вы породили монстров, — тихо сказала Маша.

— Суть дела в том, что, очевидно, каждый вид по-своему приспосабливается к отбору — будь он естественный или искусственный. Эволюция идет очень направленно. Так, при влиянии на одни признаки совершенно обязательно изменяются и другие. Понимаете, сработал некий компенсаторный механизм. Наши идеальные, красивые и умные дети были полностью лишены этических норм. Они оказались нравственными уродами. — Калужкин сглотнул. Маша протянула стоящий рядом на тумбочке поильник. Калужкин сделал несколько жадных глотков.

— Убийцами, — сказала Маша, кивнув.

— Да. По Москве ходили бомбы замедленного действия в идеально красивой оболочке и с высоким ай-кью. Каждый из них мог в любой момент лишить жизни другого человека. Проблема в том, Мария…

— Что при наличии таких внешних и умственных данных они быстро пошли вверх. И несмотря на свой юный возраст, уже достигли больших высот, — прошептала Маша.

Калужкин закрыл на секунду глаза:

— Да. И могли бы достичь еще больших. А в этом случае подобраться к ним стало бы много сложнее. Видите ли, Боря был в ужасе от того, что натворил. Он нанял детектива, чтобы убедиться в правильности своего вывода. Поверьте, Маша, я призывал его все рассказать…

— Но он не хотел разрушить свою карьеру?

— И это тоже. Но не карьера была самым важным. Он боялся другого. Он понимал: никто нам не поверит — слишком уж фантастично звучала наша версия. Боря был уверен — эти шесть человек должны умереть, и начинать следовало с Нади. — Калужкин вздохнул. — Но…

— Но это было выше его сил.

— Да.

— И тогда он попросил вас о помощи. — Маша смотрела в окно, на больничный двор — сплошь заасфальтированный, с двумя чахлыми тополями. Ей казалось, что она видит эту сцену: Шварц умоляет старого друга прийти на подмогу. Он, всегда такой волевой, привыкший нести ответственность за свои действия. Тем более за действия, связанные с научной работой. — Вот откуда цитата из Екклесиаста.

— Что? — переспросил ее Калужкин. Оказывается, последнюю фразу она произнесла вслух.

— Когда вы с профессором ссорились, он процитировал Екклесиаста: «время вырывать посаженное».

— Бронислава? — устало улыбнулся Калужкин. И кивнул: — Да, мол, пора собирать камни. Вообще-то Боря не был претенциозен, но тут его можно понять. Собственное дитя. Тоже библейский сюжет: Авраам, приносящий в жертву сына своего, Исаака. Только Авраам приносил его в жертву Богу и вере, а Боря готов был принести свое дитя…