Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

Он перечитал мейл несколько раз, а потом бросился ходить по квартире — из кухни в комнату и обратно. Ему было ясно: это подстава. Никакого пистолета во дворе особняка наверняка не было. Его просто ловили на живца. Удачный выбор — внутренний двор, где доверчивого покупателя так легко можно поймать, что твою мушку в банку. А потом — разбирательства, суд…

Но на следующее же утро он оказался на Покровке, прогуливаясь ровным шагом и цепко глядя по сторонам, пытаясь высчитать в каждом дворнике и щуплом клерке законспирированного представителя доблестных органов. Но клерки казались клерками, а дворники — дворниками. В особняке на Потаповском жарко кипела работа: что-то визжало, стучало, тарахтело. В лесах на гортанном южном наречии перекликались строители. Он выдохнул и как нырнул, пройдя под сводами классической арки во двор. Третье полуподвальное окно справа оказалось последним перед крыльцом. Он боялся оглядеться по сторонам — сел на корточки и, чуть отогнув фанеру, пошарил руками. Ничего. У него все опустилось внутри — ну конечно! Никакой полиции — да кому он нужен, он и еще тысячи обиженных и оскорбленных, ищущих на просторах Интернета себе опасную игрушку! Его просто накололи, ограбили на 10 тысяч. Нет никакого пистолета, и не было — просто картинка из Интернета. И куда он теперь пойдет жаловаться? Эту незамысловатую торговлю воздухом можно было проигрывать до бесконечности, какой же он ду… И тут его пальцы нащупали коробку. Он еще раз надавил на фанеру, высвободив верхний угол, и, ухватившись за невидимую картонку, почувствовал под пальцами крупинчатую строительную пыль. И наконец вытащил на свет божий страшноватую передачку — коробку из-под обуви «Села», двадцать на тридцать. Он вынул из плаща непрозрачный полиэтиленовый пакет и сунул туда свою добычу.

И только потом огляделся по сторонам. Ничего не изменилось: солнце, плотная взвесь пыли в воздухе, взвизги дрели и отбойного молотка. Он быстро вышел со двора, сел в троллейбус и потихоньку, сквозь густой кисель столичных пробок, доехал до дому, где вытащил наконец из коробки «ТТ», показавшийся ему в тишине его квартирки огромным, тяжелым и угрожающим. Он осторожно положил его в материн еще тайник — зазор между придвинутым к окну кухонным столом и низким подоконником. Теперь каждый раз, когда он накрывал себе немудреный ужин, он вспоминал о черном пистолете, притаившемся в темноте совсем рядом. И ему казалось, что оружие, как кольцо Саурона, начало уже жить своей жизнью.

Оно стучало черной кровью в висках и нашептывало в уши во время гулкого сна, превращая его сновидения в кошмары.

Будто напоминало, что начался отсчет и пора — убивать.

Маша постучала в дверь из непрозрачного стекла, отделяющую кабинет зама Шварца от коридора.

— Войдите, — раздался негромкий голос, и она увидела человека номер два в Институте генетики, который, как она себе тут же заметила, за одну ночь превратился в человека номер один.

Уже почти седой, с редеющим мягким ежиком на голове и мягким овальным лицом. Небольшие глаза за дымчатыми стеклами очков смотрели на Машу со спокойным вопросом.

— Вы из полиции? — Он привстал с кожаного кресла и жестом показал на один из двух стульев, стоящих напротив рабочего стола: — Присаживайтесь.

— Мария Каравай, — кивнула Маша. — Простите, что отвлекаю. Расскажите, пожалуйста, какого рода отношения вас связывали с профессором Шварцем?

Он посмотрел на нее чуть вопросительно:

— Он был моим начальником. Коллегой и другом.

— Именно в этой последовательности?

Калужкин улыбнулся, на секунду задумался:

— Да, вы правы. Последовательность скорее обратная — сначала друг, потом коллега, можно сказать, научный соратник. И только потом уже — начальник.

— Давно вы работали вместе?

— О, еще с аспирантуры. Но с большим перерывом. Боря, как вы знаете, уехал в Штаты и трудился там почти пятнадцать лет.

— Не сложно было снова найти общий язык? — Маша вопросительно склонила голову на плечо. — Мне сказали, что он был непростым в общении человеком.

Калужкин пожал плечами:

— Нет. Напротив. Работа за границей, как мне кажется, научила его некоторой… толерантности. Что касается меня, то я знал о сложностях в его характере еще в 90-е, но кто из нас без греха?

— Однако раньше он был именно вашим коллегой, а потом стал — начальником. Это разве… не повлияло на отношения?

Калужкин усмехнулся: