— Не думаю. У меня не было оружия, из которого его убили, и я подкинул недурную версию, что пытался сообщить о случившемся, но телефон был неисправен.
— А он был неисправен?
— Конечно. Я сам его вывел из строя, когда понял, что меня вот-вот возьмут. — Я отхлебнул виски с кофе. — Нет, меня преследуют совсем не потому. Но задержание меня на месте преступления дает прекрасный повод загнать иголки мне под ногти. Они предполагают, что я кое-что знаю о происходящих здесь делах.
Она повернулась ко мне, удивленно приподняв брови.
— Ну хорошо, а что здесь происходит?
Я закурил и глубоко затянулся.
Беседа продолжалась.
— Основным занятием тех типов из трейлера была контрабанда золотых соверенов в Россию. Убитый был одним из тех, кто помогал им по эту сторону границы.
— Почему русских интересуют соверены?
— Одна из причин, по которым Британия продолжает их чеканить, — их удобно использовать как платежное средство в разных шпионских операциях на Среднем и Дальнем Востоке. Это международно принятая валюта имеет собственное золотое содержание и цену и не имеет никаких вызывающих неудобство и сомнение номеров, по которым, как в случае с банкнотами, можно проследить их движение. Контрабандисты ими пользуются по тем же причинам.
Как оказалось, кофе кончился. Пришлось вместо него налить чистого виски.
— Большинство международных преступных и шпионских организаций держится золотом, и в основном соверенами, если их удается достать.
— А как убитый был замешан в этом?
— Вейко? Он начал подделывать соверены, переплавляя их золото с медью и чеканя снова. Но не догадывался, что это делало его для международного сообщества врагом номер один: русским он стал поперек горла, в Швейцарии его тоже не любили. Ни у преступников, ни у шпионов симпатии он не вызывал, раз подрывал весь рынок соверенов.
Я покачал головой.
— Но он не утруждал себя подобными заботами. Вейко был убежден, что если ты жулик, то должен дурачить всех и во всем. Он был слишком бесчестным для порядочного жулика.
— Прошу прощения, не поняла?
— Преступники — честнейшие люди. Им приходится быть такими, имея дело друг с другом, когда нельзя заключать какие-либо письменные обязательства. В преступном мире вы не продержитесь на обмане и пяти минут, в то время, как в большом бизнесе это вполне возможно: разрыв контрактов, некачественные товары, подставка под судебное преследование.
Она задумчиво кивнула.
— Что-то в этом роде я предполагала. А что же случилось с пилотом, который погиб?
— Не знаю, как он в это влип, но полицейские раздувают чертовскую кутерьму вокруг расследования аварии. Он, разумеется, переправлял соверены для Вейко, но вот аварию ему скорей всего подстроил последний пассажир, которого он где-то подобрал. Никто не знает, кто это был и куда направлялся.
Она опять согласно кивнула.
— У тебя есть сигарета?
Я дал ей одну и поднес огня. Потом она спросила:
— А ты каким образом замешан в этом деле?
— Я? — я воздел руки к небесам. — Судья высший и праведный, я обретаюсь здесь только как случайный свидетель событий.
— Темная лошадка! — резюмировала она в манере старинных, почитаемых семейств Вирджинии. — Только ты знаешь о золоте, соверенах и преступниках многовато для того, чтобы выглядеть невинной овечкой. И увернулся от ареста. Теперь мне понятна точка зрения полиции. Я бы держала тебя под подозрением каждый раз, когда в округе пропадает молоко для кошки.
— Но что поделать, если я сообразительнее лапландских полицейских?
— И к тому же скромнее…
Я тщательно затушил сигарету.
— Давайте просто согласимся с тем, что Лапландия — это маленький район. Так что события, связанные с полетами, рано или поздно коснутся меня, так или иначе. А я хотел бы только знать, кто подстроил аварию Оскару Адлеру. И обеспокоен, что полиция отвлекается, упираясь в меня. Так что я отбываю.
Она долго и тщательно меня разглядывала.
— Не сомневаюсь, что твои мотивы не хуже, чем у короля Артура. Но где ты приобрел сноровку так легко ускользать от полиции?
Я встал.
— Полагаю, мне лучше заняться кое-каким ремонтом самолета. Увидимся позже. И не вступайте в разговоры с незнакомыми медведями.
Она следила за моим уходом с устойчивым недоверием во взгляде.
На озере я вскрыл капот «Бобра», затем запустил мотор. Тот все еще нуждался в помощи одного из цилиндров. Через несколько минут я остановил двигатель, забрался на поплавок и приложил руку к каждому из девяти цилиндров по очереди. Только один не обжег меня: пятый, левый снизу. Пока машина остывала, я выкурил сигарету. А вывернув свечи пятого цилиндра, убедился, что они грязны, как Брайтон воскресным вечером. Я почистил их зубной щеткой и промыл в отлитом для этой цели бензине, потом завернул обратно. Затем в том же бензине промыл масляный фильтр. Этим я исчерпал свои возможности еще чем-то помочь мотору.
Читать дальше