Виктор Пронин - Итальянский след

– Все, Паша, – сказал Худолей. – Этого вполне достаточно. Что бы ты ни добавил еще, все будет лишним.

– И не собираюсь, – Пафнутьев пожал округлыми плечами. – Нам бы с этим управиться, – он сел и разлил водку в стопки, хорошо разлил, почти доверху. – С весенним дождичком тебя, Валя! – Пафнутьев поднял стопку.

– И тебя, Паша, – Худолей на мгновение задержал дыхание и, словно решив про себя что-то важное, выпил.

– Огурцы сам солил?

– Вика.

– Получились огурцы. Магазинные есть не могу – скулы сводит.

– Не надо, Валя, магазинные употреблять. Они плохие, – поддержал разговор Пафнутьев, давая возможность Худолею решиться наконец сказать, зачем пришел. – Казенные огурцы, как и все казенное.

– Светка пропала, – сказал Худолей, воспользовавшись заминкой. – Уже три дня.

– Какая Светка? – удивился Пафнутьев. – Ах да! Вспомнил. Так ты с ней…

– Да, последнее время мы с ней… Плотно общались. Плотней не бывает.

– Она тебя хорошо зацепила?

– Сильней не бывает, Паша. Меня уже нет. Я – труп. То, что ты сейчас видишь перед собой, – это труп.

– Понял, – кивнул Пафнутьев, наполняя стопки. – Сейчас у тебя на щеках появится румянец, и третью стопку ты уже попросишь сам. Найдется твоя Светка, некуда ей деться. Да, – понизил голос Пафнутьев, – что у тебя с правой рукой?

– А что у меня с правой рукой? – Худолей повертел ладонь, осматривая ее со всех сторон. – Ничего, все нормально.

– Почему тогда стопку не поднимаешь? – Пафнутьев даже припал к столу, чтобы заглянуть в глаза Худолею и наверняка убедиться, что у того действительно все в порядке с правой рукой.

– Да ладно, Паша, – вымученно улыбнулся Худолей, поднял стопку, чокнулся и выпил, даже и не заметив этого. – Ты ведь слышал, я по следственному делу работаю, от тебя кой-чего поднабрался… Знаю, куда позвонить, к кому обратиться, где справки навести… Я все это проделал.

– И что? Пусто?

– Пусто. Хотя добрые люди намекнули… Дескать, успокойся, мужик, жива красавица. Но не для тебя.

– Ты знаешь этих доброжелателей?

– Нет. В результате этой моей суеты я же засветился, я хорошо засветился, Паша! Так вот, раздается телефонный звонок и хорошо поставленный голос…

– Что ты называешь поставленным голосом?

– Уверенный, неторопливый, с четким произношением всех шипящих, свистящих, хрипящих звуков… И с бесконечной, этакой ленивой наглостью. С ярко выраженным комплексом превосходства. Даже с жалостью. Он меня жалеет, понял?

– Это нехорошо, – сказал Пафнутьев. – Так нельзя.

– Я его достану, – негромко произнес Худолей. – Этого хмыря я найду.

– Правильно, – кивнул Пафнутьев. – Только, Валя… Ты не допускаешь, что Света тебя просто кинула?

– Допускаю, – и Худолей с незнакомой Пафнутьеву твердостью посмотрел ему в глаза. Перед Пафнутьевым сидел не тот человек, которого он знал до сих пор, это уже был не бестолковый любитель выпивки, вечно опаздывающий, все забывающий, постоянно жалующийся на недостаточно уважительное к нему отношение.

– Валя, у меня такое ощущение, что ты влюбился, а? Тебе не кажется?

– Паша, я это уже проехал. Влюбленность – это слабое дуновение ветерка по сравнению с тем ураганом, который в данный момент зверствует в моей хилой груди. Я, конечно, выразился до неприличия красноречиво, но суть передал. Передал?

– Более или менее, – Пафнутьев повертел в воздухе растопыренной ладонью. – Мне кажется, ты готов на крайние меры. Может быть, даже на нарушение действующего законодательства. Это нехорошо.

Худолей некоторое время молча смотрел на Пафнутьева, пытаясь понять смысл сказанного, и наконец с облегчением перевел дух – Пафнутьев шутил.

– Паша, ты хоть одно свое расследование провел с соблюдением всех правил законодательства?

– Нет, – быстро ответил Пафнутьев.

– А вообще это возможно – соблюсти все правила и нормы?

– Нет.

– Но хотя бы стремиться, Паша, только стремиться к этому можно?

– Нет.

– Почему?

– Бесполезно.

– Значит, ты меня не осуждаешь?

– Ни в коем случае. Я сказал это только для того, чтобы предупредить – когда будешь нарушать, то должен знать – здесь нарушаю. Или – вот здесь нарушу.

– Паша… Я сегодня все морги обошел, – не справившись со своим лицом, Худолей опустил голову. – В жизни не видел столько трупов, – произнес он каким-то незнакомым, смазанным голосом.

– У тебя, Валя, поехала крыша, – сказал Пафнутьев будничным голосом, опасаясь, что даже от нотки сочувствия Худолей разрыдается. – У тебя просто поехала крыша.