Шарлотта Линк - Обманутая

– Меня в который раз перевозили из одного убежища в другое. В машине знакомого. Я прятался сзади, в ногах пассажирского сиденья, накрытый одеялом. Мы остановились на светофоре. С виду все было нормально. Под одеялом темно и слишком жарко, душно; все звуки слышатся приглушенно и доносятся как будто издалека…

– Но внезапно вы почувствовали опасность… – осторожно уточнил Джонас. Он внимательно изучил материалы.

– Да. Я почувствовал опасность. Почувствовал . До сих пор не могу объяснить, что предостерегло меня тогда. Внезапно пришло осознание: они здесь. Они рядом. Я задрожал, не мог вдохнуть…

Хамза запнулся. Его глаза стали еще темнее, лицо побледнело. На лбу выступил пот.

– Это подсознание. Со времен первого ареста ваше восприятие заметно обострилось, – пояснил Джонас. – Дикие животные обладают этим инстинктом. Они чуют опасность задолго до того, как что-то увидят или услышат. В тот момент ваши инстинкты сработали превосходно, мистер Халид.

Хамза сбросил одеяло, распахнул дверцу и выскочил из машины. По счастью, они стояли у перекрестка, который примыкал к небольшому заросшему парку. Хамза скрылся в кустарнике. Как выяснилось позднее, машина тайной полиции стояла через два автомобиля позади них. Захват должен был произойти через минуту-другую. И снова Хамза спасся в последний момент.

Позднее контрабандисты переправили его в Пакистан. При этом ему пришлось пройти немало испытаний, и один раз он едва не угодил в руки иракских шпионов. В конце концов оказался в Британии, где запросил убежище и получил одобрение. Его история захватывала дух, и вскоре кто-то свел его со знакомым журналистом. О нем написали в газете. И вот беглецом заинтересовались в киностудии. У Джонаса складывалось впечатление, что Хамза прямо-таки сгорал от нетерпения. Ему дали возможность рассказать всё. К нему прислушивались. На него обратили внимание. И главное – обратили внимание на беззаконие , которое учинили над ним.

Хамза был глубоко травмированным человеком, которого лишили нормальной жизни. Он выжил , но пока так и не смог вернуться к достойному существованию. Он по-прежнему жил теми событиями и не понимал, почему истории, подобные этой, не вызывали криков негодования по всему миру. Теперь Хамза хотел наконец-то услышать этот крик. И тогда все обернется к лучшему, он сможет перевернуть эту страницу и посмотреть в будущее.

Джонас сомневался, что надежды Хамзы оправдаются, но пока не хотел это обсуждать. Фильм не получит отклика, которого так ждал беженец. С тех пор в его стране произошло столько всего… Саддама Хусейна давно нет в живых, и в регионе борются с иными проблемами. Для общественности история Хамзы была вчерашней новостью. Без сомнения, она заслуживала внимания и нашла бы своего зрителя, но за ней не последует оживленных дискуссий, и газеты не поместят ее на первые полосы. Хамза мечтал выступать на ток-шоу, читать лекции и давать интервью. Он надеялся, что обретет исцеление, когда люди разделят с ним его ужасы.

– Вы ведь точно напишете сценарий? – спрашивал он то и дело. – Фильм обязательно снимут?

– Насколько можно судить, все идет по намеченному плану, – отвечал Джонас. – Не беспокойтесь.

Хамза постоянно оглядывался, внимательно смотрел на других посетителей в кафе, впивался взглядом в прохожих за окнами.

– Этот самый инстинкт, знаете ли, – говорил он, – который спас мне жизнь тогда, в Багдаде… Не могу его теперь приглушить. Он всюду со мной, постоянно на взводе.

– Понимаю, – Джонас вежливо кивнул.

Однако то, что Хамза называл инстинктом , давно таковым не являлось. Он видел врагов там, где их быть не могло. Он страдал тяжелыми нервными расстройствами, или даже психозами. И постоянно бежал от ищеек давно умершего диктатора. Когда Хамза поднес чашку ко рту, его руки так дрожали, что кофе пролился ему на брюки. Едва он поставил чашку на блюдце, как снова затравленно огляделся.

Джонасу вспомнились слова доктора Бента, и он вдруг понял, что, в сущности, между ним и Хамзой куда больше общего, чем могло бы показаться. И он, и Хамза пребывали во власти тревог, для которых в действительности не было никаких оснований. Хамза – и Саддам Хусейн. Джонас – и профессиональный и социальный крах. Две совершенно разные истории, два внешне совершенно разных человека…

И все же оба жили с бомбой замедленного действия внутри, и часовой механизм отсчитывал минуты только для них.

– Что теперь? – спросил Хамза.