Николай Леонов: Пир во время чумы: повести

— Деньги мои, — он кашлянул, — тряпку я от мешка отрезал. Надо же, нашли. — Балясин затряс головой и опустился на кровать.

— А вы не ошибаетесь, Владимир Иванович? Возьмите, приглядитесь.

Балясин хотел возразить, но не решился, послушно взял сверток, помял его, посмотрел бечевку и проверил пальцами, как завязано. Недоверчиво хмыкнул, понюхал и положил сверток на место.

— Он, — категорически сказал Балясин, — завязывал не я, но тряпица моя и бечева та же. Опять же, мылом пахнет. В ящике ж лежали.

— Спасибо. — Миронов спрятал сверток. — Деньги скоро вернем, Владимир Иванович. Прошу о нашем разговоре никому, ясно?

— Ясно, — ответил за отца Виктор. — У бати я и то слова не вытяну.

— И прекрасно. Пойдем, Виктор.

Миронов вышел из комнаты.

— Разговор есть, — сказал он, когда Виктор догнал его в коридоре.

— Ну вы даете, Сергей Иванович. — Виктор тронул Миронова за плечо. — Как нашли-то? И где?

— Деньги должны быть спрятаны так, чтобы взять их можно было в любую минуту. При себе носить не будешь, в номере не положишь.

— Не дурак. Кто ж краденое у себя держит, — подтвердил Виктор.

— И я так рассуждал. И нашел.

— Где же?

— Увидишь.

Миронов достал ключ и открыл дверь на кухню.

— И ключи у вас от всех дверей.

Виктор шел за Мироновым, который открыл еще одну дверь, и они проникли в столовую.

— Теперь смотри и запоминай, будешь свидетель. Позже я тебя допрошу. — Миронов достал из пиджака сверток и передал его Виктору. — Твой отец утверждает, что здесь его деньги, но, — он достал такой же сверток, — деньги здесь. Понял? А ты держишь подделку. Раз отец не распознал, то преступнику не узнать тем более.

— Это называется «кукла», — кивнул Виктор. — Помните, вы допрашивали…

— Помню, — перебил Миронов. — Времени нет, Виктор. Деньги мы завтра отошлем в управление, и вы их получите официальным путем. А из «куклы» мы сейчас сделаем ловушку. — Миронов достал из кармана небольшой пузырек с бесцветной жидкостью. — Красящий реактив, — пояснил он и обрызгал из пузырька сверток. — Теперь если его взять, то на руках останется след.

Виктор следил за Мироновым и качал головой.

— А так не видно? — спросил он.

— Нет.

— И не пахнет?

— Нет.

— Действительно химия. — Виктор уважительно протянул руку, хотел тронуть сверток, но передумал. — А теперь что?

— Положим его, где он лежал, и порядок. — Миронов вынул платок, обернул им руку, взял сверток и сунул его за батарею. — Все. Пусть лежит, теперь не обязательно задерживать преступника, когда эта штука будет при нем. Если он чуть дотронется до свертка, то доказательства у нас будут. — Миронов взглянул на часы. — Идем в кино.

— А я было решил, что вы только таких, как я, ловить умеете.

Миронов не ответил, запер столовую и кухню. Виктор стал открывать дверь в холл, когда Миронов его остановил:

— Подожди. — Он достал папиросы, и они закурили. — Не доверяю я тебе, друг мой.

— Сергей Иванович…

— Не кипятись. Больно ты сообразителен и эмоционален. — Миронов задумался и опять взглянул на часы. — Идем.

Он схватил Виктора за руку и повел к себе в номер.

В номере он снял телефонную трубку и набрал «02».

— Дежурного по МУРу… Капитонов, здравствуй. Миронов говорит… Все нормально, завтра кончаем. И просьба, — он посмотрел на Виктора и подмигнул, — вышли к пансионату машину и забери одного паренька… Нет, — Миронов рассмеялся, — просто он слишком сообразительный и может помешать. Он будет ждать на шоссе, забери его, и до моего возвращения чтобы в пансионате его духу не было. Определи в общежитие. Придумай, в общем. Да, Капитонов, передай, чтобы его подробно допросили. Спасибо.

Он повесил трубку, вытер ладонью лицо и вздохнул.

— Не верите, Сергей Иванович? — спросил Виктор и тоже вздохнул.

— Товарищи судьи! Вы вынесете приговор, основываясь на законе в согласии с вашим долгом и совестью. Да, мой подзащитный виновен! Да, он совершил тягчайшее преступление и лишил жизни человека. Мало того, он совершил преступление умышленно и с заранее обдуманным намерением. Но если бы приговор был автоматическим выполнением требований закона, то его выносили бы не люди, а машины. На перфокарту заносились бы определенные данные, и электронное устройство за долю секунды выбрасывало бы нам ответ. Но существует не только буква, но и дух закона, и поэтому в суде людские судьбы решаются людьми. Защищая жизнь обвиняемого, я защищаю социалистический гуманизм.