Татьяна Степанова - Грехи и мифы Патриарших прудов

Неадекват остался позади, улица Поварская почти закончилась, нужный дом стоял на углу Нового Арбата. Роскошный дом, роскошная дверь подъезда.

Клавдий набрал номер мобильного Марии Колбасовой. Она уже сидела внутри стеклянного аквариума в вестибюле и впустила их. Странно, но в роскошном доме пахло кошками и… моющим средством.

— Деньги наличными? — спросила Колбасова.

Она была намного моложе пожилой Надежды Ежовой — спортивного вида блондинка с мелкими чертами лица и глазками острыми, как гвозди.

Катя достала из сумочки деньги, вручила половину.

— Так что необычное случилось? Когда? — спросила она.

— Тридцатого мая. И не просто необычное. Ужасное. Такой позор! — Мария Колбасова убрала деньги. — Это день рождения самого. Платона. Я в тот день с ног сбилась с утра, все готовила на кухне. Думала, гостей понаедет, раз он не в ресторане справляет, а дома. Но гостей не было, только свои. Обычно на праздники к ним соседи приходили — Заборов, ну, этот чемпион, что ли, олимпийский — Емельян Заборов с женой, он жен как перчатки менял. Он отец Феодоры, на которой Платон наш женился, да уж… Но тогда про это вроде как никто еще не догадывался, ну, кроме нее… Нет, я лучше сразу вам, что сама видела. Заборов на день рождения не пришел, он уже после инсульта плох был. А вот Феодора, дочка его, приехала. Они все сидели в гостиной…

Мария Колбасова откупорила на кухне бутылки вина, поставила их на сервировочный столик на колесиках и повезла из кухни в гостиную.

Здесь по распоряжению Регины накрыли большой стол — в обычные дни все ели на огромной модной кухне в обеденной зоне, но в день рождения мужа Регина решила сделать все по-парадному.

В хрустальных вазах — букеты роз, на столе — парадный обеденный сервиз. Когда Мария Колбасова вкатила сервировочный столик, все уже собрались в гостиной. Сам именинник стоял у окна и о чем-то разговаривал с Феодорой — подружкой дочери. По оживленному лицу Платона Кутайсова Колбасова поняла, что он в отличном настроении. Его жена Регина сидела рядом с Гаврилой на диване. У большого камина стояла Грета — даже на отцовский день рождения она не стала особо наряжаться, вышла к праздничному столу в джинсах и белой майке.

А вот Феодора сияла. Она оделась изысканно и просто: босоножки со стразами на высокой шпильке и белое платьице, как у принцессы, — очень короткое, открывающее ее точеные загорелые руки и ноги.

— Пора к столу, — сказал Платон Кутайсов, завидев столик на колесиках, уставленный бутылками.

— Ло подождем, она вот-вот приедет. — Регина поднялась с кресла и стала помогать Колбасовой заканчивать сервировку стола.

В этот момент у ворот скрипнули тормоза — Колбасова увидела промельк желтого такси, а потом услышала быстрые шаги по садовой дорожке. Приехала Пелопея, которая в это время уже жила отдельно, в квартире на Патриарших.

Колбасову поразила стремительность, с которой девушка вошла в гостиную — буквально ворвалась как ураган. В руках ее не было букета для отца-именинника, не было и подарка.

Колбасова с удивлением увидела у нее в руках лишь небольшую коробку сока.

— Ну наконец-то! — обрадовался Гаврила. — Ло, где тебя носит!

— Я здесь, я с вами, мы все одна семья, — Пелопея быстрым шагом пересекла комнату. — Мы все… И кто-то должен это сделать, пусть это буду я!

С этими словами она подскочила к подружке Феодоре, стоявшей к ней спиной рядом с Платоном, и…

Пелопея ударила ее коробкой по голове. Коробка лопнула, из нее потоком полилась алая жидкость, пачкая лицо, волосы, грудь, платье Феодоры.

— Шлюха! Тварь! — крикнула Пелопея не своим голосом. — Проститутка! Будешь знать, как лезть в нашу семью, как отца у меня отнимать, как мужа отнимать у моей матери!

От неожиданности все в гостиной застыли, словно в ступоре.

Феодора, облитая красной жижей, отпрянула назад и чуть не упала со своих высоченных шпилек.

— Это тебе наука, сука! — кричала Пелопея. — Знаешь, что это? Это кровь! Это кровь спидоносца! Подружись со СПИДом, шлюха! Будешь знать, как отца у нас отнимать!

Феодора дико завизжала, вскинула руки, испачканные кровью, и…

И тут случилось то, что потрясло их всех.

Из визжащей от ужаса Феодоры на пол тугой струей полилась моча. Мочевой пузырь не выдержал стресса и шока, и она обмочилась на глазах у всех.

Платон Кутайсов бросился к Пелопее, схватил ее за руку и развернул к себе.

— Ты что творишь?!

— Ну, ударь меня, папа! Это лучше, чем трахать ее! Чем маме изменять, предавая нас всех!