Татьяна Степанова - Грехи и мифы Патриарших прудов

— Стойте, Грета! — окликнул ее Гущин. — Не надо идти сейчас к сестре и предупреждать ее.

Девушка замерла на месте.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — тихо сказала ее мать.

— О том, что мы нашли еще два трупа. Итого четверо убитых. При осмотре дома нами обнаружены улики, указывающие на то, что ваша дочь Пелопея не только находилась в момент убийства в доме своего любовника, но и на то, что она…

— Что? Что — она?

— Что это она зверски убила его, убила его мать. И сделала это в полном разуме, ясно отдавая себе отчет в своих действиях, направленных на то, чтобы скрыться с места преступления, чтобы запутать следы, скрыть трупы в подвале и затем разыграть из себя впавшую в шок и амнезию жертву похищения.

— Нет. Не может такого быть.

— И делала это на протяжении трех лет, вводя всех — и врачей, и полицию, и вас, ее родных, — в заблуждение.

— Нет.

— Притворяясь потерявшей память, притворяясь и симулируя, обманывая всех. И когда почувствовала новую угрозу, не задумываясь убила снова. Того свидетеля, шофера Кравцова, который видел ее настоящую, без тени притворства, на той дороге в лесу. И его сожительницу Александру Быкову — по причине, которую нам, следствию, еще предстоит установить.

— Нет. Это все ложь. Такого не может быть. Я знаю свою дочь Ло, — сказала Регина.

— Знаете свою дочь? — Полковник Гущин подошел к ней. — А может, вы знали и то, что она лишь разыгрывает из себя жертву амнезии? Может, это для вас никакой не секрет — ее притворство? Почему вы вдруг отогнали свою машину в сервис и заказали химчистку салона и багажника?

— Что? О чем вы? Я не понимаю.

— Машина, ваша дорогая иномарка, стоявшая во дворе, которую вы так внезапно…

— Мне велел Платон. Он сказал, что раз мы не пользуемся машиной, ее надо поставить в гараж, а до этого сделать в автосервисе профилактику. Это обычное…

— Обычное? Ладно. Что мы препираемся здесь в дверях. Позовите Пелопею. Она поедет с нами.

— Куда? На допрос? Она ничего не помнит, — резко сказала Регина. — Куда вы хотите ее везти?

— Если бы это дело было обычным , Пелопею после предъявления обвинений задержали бы и оставили под стражей в тюрьме, — сказал Гущин. — Но это дело другого сорта. Ваша дочь Пелопея по постановлению следователя будет помещена в стационар центра социальной и судебной психиатрии для проведения комплексной судебно-психиатрической экспертизы. Только после выводов психиатров о ее нынешнем состоянии — истинном состоянии ее психики и памяти — и выводов о ее вменяемости или невменяемости, только после этого с ней начнут проводить следственные действия.

— Вы хотите поместить мою дочь в сумасшедший дом?!! — воскликнула Регина.

Она стремительно повернулась и почти побежала по холлу, по анфиладе комнат в глубину квартиры, твердя, почти крича: нет, нет, нет!

Гущин ринулся за ней, оперативники — следом. Катя…

Она тоже пошла. Ощущая, как внутри у нее растет тошнота, превращаясь в мутное темное облако отвращения — и к создавшейся ситуации, и к себе.

Она остановилась в дверях кухни, за спинами оперов.

Пелопея сидела за большим обеденным столом, на кухне, залитой светом ламп, где все сияло чистотой и где витал неуловимо терпкий и пряный аромат жаркого. Перед ней была тарелка с недоеденным бифштексом. Она сидела прямо, положив руки на колени. Она слышала этот крик в холле. На лице ее был написан страх.

— Я не поеду в сумасшедший дом, — сказала она. — Мама, я…

— Конечно не поедешь, — сказала Регина и встала, закрывая ее собой. — Никуда ты не поедешь, дочка. Я тебя не пущу.

Тонкая, высокая, с растрепанными светлыми волосами, бледная и решительная, она преградила полковнику Гущину дорогу к дочери.

— Пелопея, вы должны поехать с нами в больницу, — сказал он.

— Не поеду я в сумасшедший дом! — визгливо воскликнула девушка. — Я так и знала, что меня запрут. Я ничего не помню, но я не сумасшедшая, понятно вам? Я не сумасшедшая!

— Пелопея, не заставляйте нас применять вынужденные меры.

— А ты попробуй, примени. — Регина выпрямилась. — Только сначала ко мне, потому что я не отдам вам свою дочь и не позволю забрать ее в психушку! Я мать! Вы мою дочь у меня не заберете!

И она с силой швырнула под ноги Гущину тяжелую фарфоровую кружку.

О, ЖЕНЩИНЫ ПАТРИКОВ, ВЫ ПРЕВРАЩАЕТЕСЬ В ЛЬВИЦ, КОГДА…

Да неужели? Возможна ли такая метаморфоза, о женщины Патриарших?

Катя смотрела на Регину во все глаза. Странно, но она была на ее стороне в этой ситуации. Ей хотелось, чтобы мать… мать не позволила совершить ошибки — им всем.