Карин Жибель: Чистилище для невинных

Жандармы забрали Джессику, Лефевр остался с Рафаэлем. Комиссар явно с трудом справлялся со своими эмоциями.

Когда он проснулся сегодня утром, он планировал провести спокойный день, разбирая барахло в своем гараже.

В этот день он арестовал Рафаэля Оржона, вернул тридцать миллионов евро в драгоценностях и, самое главное, нашел пропавшую девочку, которую уже почти никто не надеялся увидеть живой.

Девочку.

Только одну.

— Ты знаешь, где вторая? Орели…

— Закопана в лесу. Я покажу тебе где… Этот ненормальный заставил меня рыть ей могилу. Надо, чтобы я отыскал место. Но мне кажется, я смогу. Я даже уверен в этом. Есть вещи, которые невозможно забыть.

— Это он ее убил?

Рафаэль помедлил. Затем все-таки кивнул.

— Думаю, у тебя найдется, что мне рассказать, — проговорил Лефевр.

— Возможно.

— Но прежде чем отвезти тебя в больницу, я бы хотел узнать вот что… Откуда у тебя мой домашний адрес?

Бандит почти незаметно улыбнулся.

— Я знаю, что ты спал с моей женой, пока я был в тюрьме, — заявил он. — Ты уже забыл?

Лефевр на мгновение опустил голову. И тотчас поднял.

— Тогда — ты сам понимаешь — я страшно хотел отомстить… Я отправил пару друзей на разведку, перед тем как выйти из тюрьмы. Но со временем это прошло.

— Понятно… Если тебе будет спокойнее, мы больше не вместе.

— Я знаю. Думаешь, она могла бы долго терпеть жизнь с легавым?

Теперь улыбнулся Лефевр.

— Идем?

— Идем.

Лефевр хотел помочь Рафаэлю, но тот резким движением отказался. Жандарм в балаклаве по-прежнему держал его на мушке, пока он подходил к двери.

Но в отличие от Джессики, он выходил не на свободу. Он шел на голгофу, так хорошо ему знакомую, на которую поклялся не возвращаться.

Снаружи уже почти опустилась ночь. Ледяные, мрачные сумерки.

Все уличное освещение было включено; кроме того, жандармы установили мощные прожекторы перед домом.

Рафаэль остановился перед испачканной кровью белой простыней, которой накрыли его брата.

— Иди! — приказал Лефевр.

— Я хочу посмотреть на него.

Комиссар сделал знак рукой одному из мужчин в форме, который медленно приподнял ткань. Рафаэль по-прежнему стоял, не сводя взгляда с мертвого тела.

Смотрел на лицо мальчика, самого младшего из трех братьев.

Самого красивого из них.

Ангельское личико.

Ангел, которого подвергли мукам.

Его кулак сжимал связку ключей. Свободу.

Рафаэль опустился на колено и нежно прикоснулся к изодранному лбу брата.

В полной тишине. В слепящем свете прожекторов.

Он заговорил с ним.

Но никто не услышал слов, слетающих с его искривленного рта.

Никто не увидел слез в его глазах.

Никто не услышал бесконечной боли, которая грохотала в его голове.

Никто не узнает, о чем они говорили.

Я горжусь тобой, брат мой.

Я должен был быть на твоем месте. Я должен был тебя защитить. Умереть за тебя.

Прости, Вилли.

Рафаэль встал, чтобы повернуться лицом к вражескому войску.

Никто из них не посмел заговорить. Никто не осмелился торопить его, приказывать ему подойти. И даже прикоснуться к нему. Он сам пошел навстречу своей судьбе, высоко подняв голову. С бесстрастным лицом. Таким же твердым, как стальные решетки, за которыми он скоро окажется.

Он шел к фургону, но вдруг Сандре удалось вырваться из-под охраны, и она помчалась ему наперерез.

Они посмотрели друг на друга, затем она бросилась ему на шею. Словно она была счастлива снова его обрести.

Может быть, потому, что она больше не знала, куда идти.

Потому что она потеряла свою единственную опору.

— Знаешь, это я им сказала, где тебя искать, — прошептала она.

Детским голосом.

— Слишком поздно, — сухо возразил Рафаэль. Он оттолкнул ее и продолжил: — Ты помнишь, что я сказал тебе в первый вечер?

Конечно она помнила.

«Если Вилли умрет, ты тоже умрешь».

— Теперь этим займется тюрьма, — добавил Рафаэль. — Медленно. Неизбежно. Мне даже не придется пачкать об тебя руки.

Рафаэль вошел в маленькую комнату, пахнущую дезинфекцией.

На нем серые вываренные джинсы и безупречно белая рубашка, наглухо застегнутая, чтобы скрыть ожоги.

Раны.

Которые все еще не зажили.

Он гладко выбрит, волосы острижены короче, чем раньше. Он обрел свою прежнюю стать.

Его взгляд остановился прежде всего на той, что смотрела на него с детским восхищением.

С восхищением и любовью — он готов в этом поклясться.