Франк Тилье - Жил-был раз, жил-был два

Невозможно сказать, как долго длилось удушение, но точно несколько нескончаемых минут. Мускулы Габриэля закаменели, когда в конце концов он ощутил, что у раненого буйвола кончаются силы, — тот еще сопротивлялся, но мало-помалу оседал под тяжестью собственного тела. Русский еще несколько раз попытался нанести удары головой, чтобы освободиться, как вдруг его руки свесились, а ноги подогнулись. Земля притянула его к себе, но не до конца, потому что Габриэль не отпускал, пока грудь его не перестала вздыматься.

Когда он ослабил давление ремня, глаза русского уже вылезли из орбит — два заполненных алой кровью колодца, а челюсти рефлекторно сомкнулись в последнем усилии, откусив ему часть языка. Теперь эта часть свисала, держась на одном волоконце.

Ногами кверху, затылком и плечами упираясь в пол с заведенными за спину руками, Габриэль переводил дыхание. Он выплюнул мешанину из мяса и крови. Через минуту он снова зашевелился и сумел освободить ноги от веревки. И упал.

Пронзенный болью, он нашел в себе силы подняться. Настолько живой, что сердце, казалось, сжалось и переместилось в горло. На него уставилась маска ужаса на лице его противника. Габриэль обыскал его, но тот не солгал: ни кредитных карт, ни кассовых чеков, ни квитанций с паркинга, ни единой другой бумажки.

Габриэль забрал свой телефон, потом огляделся вокруг, обхватив руками голову. Легкие горели. Он убил этого типа. Разумеется, речь шла о выживании, но, так или иначе, у его ног лежал труп, покрытый его отпечатками и его ДНК.

Сжав челюсти, Габриэль пристально посмотрел на субъекта:

— Я не сяду в тюрьму из-за тебя. Это ты отправишься в подземное дерьмо.

Он обвязал ноги русского веревкой. Сфотографировал его своим телефоном — единственный след, какой только и останется от этой мрази, — а также растворяющийся труп второй женщины. Потом направился к рычагам управления. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, как все это работает. Одним движением он поднял лебедку, другим переместил ее в нужном направлении. И решительным жестом отправил тело в цистерну.

— За Жюли, сволочь.

Крабы мгновенно принялись за дело. Зрачки Габриэля мстительно сверкали, когда глаза его мучителя исчезали в бурой пене, пока не остались только зияющие глазницы. Габриэль простоял там долгие минуты, тяжело дыша и раздумывая, что делать дальше.

Он протер тряпкой все рукояти, бросил стяжки и маячок GPS в цистерну, потом отвернул кран так, чтобы содержимое вытекало по каплям, но достаточно быстро. Крабы затанцевали при соприкосновении с холодным бетоном. В таком темпе потребуется несколько дней, чтобы цилиндр опорожнился, — этого времени хватит за глаза, чтобы русский полностью переварился, — и месиво, которое разольется гигантской лужей, сделает любой анализ происшедшего невозможным. Габриэль представил себе лица копов, когда они появятся здесь — ведь рано или поздно они сюда придут, через месяц или через год…

Когда он наконец вышел со склада, дождь по-прежнему хлестал в стены ангара, капли взрывались в лужах. Хромая, мгновенно снова промокнув, он снял разбитые замки, добежал до припаркованного недалеко от ворот грузовичка русского, сфотографировал номерные знаки — вполне возможно, фальшивые, — не прикасаясь ни к чему, чтобы не оставить отпечатков. Потом кинулся к своей машине.

Его легкие странно свистели, наверняка обожженные испарениями. Он до упора опустил окно со своей стороны: кожа нуждалась во влаге, а трахея — в свежем воздухе. Зеркальце заднего вида послало ему жуткое изображение: вся левая часть лица вздулась и была лиловой.

Пять минут спустя, не снимая ноги с педали газа, он выехал на ведущую через поля дорогу. Выбросил замки в канаву. Оказаться как можно дальше отсюда. Покинуть эту проклятую страну. Он набрал номер Поля, но тот не дал ему и слова вставить.

— Я умирал от беспокойства! Где тебя носит, черт побери?

— Скажи мне, что только мы двое в курсе насчет Хмельника, что ты никому не сообщил о содержании моего эсэмэс.

— Ты на часы смотрел? Я это сделаю завтра.

— Нет, ты должен стереть сообщение. Нет больше никакого Хмельника, никакой Бельгии. Возникла проблема. Похититель Жюли, тип, который тогда был за рулем серого «форда»… короче, ситуация была «или он, или я».

— Похититель? Он или ты? Ты хочешь сказать, что…

— На данный момент он растворяется в кислоте.

Затаив дыхание, в махровых гостиничных тапочках, Поль впустил Габриэля в холл. Было почти четыре ночи. Тревожные крики чаек разносились по пустым улицам в крепнущем западном ветре.