Франк Тилье - Жил-был раз, жил-был два

Он достал мобильник Габриэля из кармана своего халата и включил прослушивание сообщения Поля: «Я в гостинице „Нептун“ в Берк-сюр-Мер. Перезвони мне, даже в три ночи. Твое молчание начинает всерьез меня беспокоить».

— Гостиница «Нептун»… Когда я закончу с тобой, то поеду убить твоего коллегу. Потом твою старую мать. Я вскипячу кастрюлю воды и вылью ей в лицо. А затем переломаю кости рук и ног…

Габриэль хотел броситься на него, но человек увернулся на манер матадора. Он убрал телефон и отправился в угол помещения. Его голос терялся в пустоте. Напрасно Габриэль боролся с путами, раздирая себе кожу, они были стянуты слишком крепко.

— Я вернусь сюда закончить работу. Нужно как минимум десяток часов, чтобы кислота по-настоящему все растворила, до последнего грамма. Триста литров кислоты на одно тело, это наилучшая дозировка, поверь моему опыту. Я налил тысячу в цистерну, это ровно две бочки. За глаза хватит, чтобы превратить в кашу и тебя тоже.

Человек снова появился с двумя большими пустыми канистрами и поставил их рядом с цистерной:

— У нас это называется «убийство без трупов». Ни тела, ни малейшей возможности обнаружить кого бы то ни было. Они превращаются в… — Он помахал рукой в воздухе. — Пфффф…

Он остановился перед Габриэлем и достал револьвер. Габриэль узнал старый пистолет Макарова. Русский пистолет.

— Хорошая пушка, верно? Ее не отследить, она нигде не числится. Осторожность… И фальшивые номерные знаки. У меня их полон багажник. При мне ни документов, ни телефона. Неизвестный, фантом. Никто не знает, кто я, никто не может добраться до первоисточников. А если найдется слишком любопытный — бум! Жизнь легка, товарищ.

Он долго ходил туда-обратно, складывая в штабеля пустые резервуары.

— Самая потрясная штука с кислотой в том, что она не разъедает пластик. На тело шесть канистр. Открываешь кран и наполняешь их одну за другой. Потом выливаешь их где-нибудь, то там, то сям, в сточные желоба, в реки, даже в клозеты. Вот там ты и закончишь. Сольешься с подземным дерьмом, как какое-нибудь сраное удобрение.

Габриэль почувствовал, что у него подгибаются ноги. Только натянутая цепь не давала ему рухнуть. Он представил себе Жюли, Матильду и многих других, испарившихся навсегда, стертых с лица планеты этим психом.

— Ты все равно меня прикончишь, так скажи, по крайней мере, что ты сделал с моей дочерью.

Русский его словно не слушал, сосредоточившись на своих манипуляциях, чтобы опустить крюк лебедки между Габриэлем и цистерной. Потом вернулся с новой веревкой.

— Вряд ли тебя это утешит, но я ничего ей не сделал, — ответил он, щурясь от ядовитых испарений. — Я всего лишь курьер. А твоя дочь была лишь специальной посылкой, которую я доставил получателю. В остальном ею занимались другие, и я не в курсе. Это их секреты, сечешь? Но есть у меня сильное подозрение, что она протянула недолго.

— Сволочь.

Широкая улыбка. Он отвязал остаток веревки, по-прежнему свисающий с лебедки, и бросил его в цистерну со ставшей непрозрачной жидкостью. Потом привязал конец другой веревки движениями опытного моряка, быстрыми, но выверенными. Габриэль должен был найти выход. Он не хотел подыхать. Не так. Он не видел ни малейшей возможности освободиться. Единственная крошечная надежда: чтобы погрузить его в цистерну с помощью лебедки, палач будет вынужден развязать ему запястья. В какой-то момент ему придется разрезать стяжки.

— А эти два тела, которые ты уничтожил, кто они?

— Представления не имею, и мне плевать. А теперь заткнись.

Он ударил Габриэля со всей силы, отчего тот рухнул на пол, и схватил его за ноги, подтянув их до уровня бедер, чтобы привязать к лебедке. Потом привел в действие тумблер, и лебедка начала поднимать груз. Пленник оказался на метр над землей со связанными за спиной руками и почти вывихнутыми плечами. Словно гамак, растянутый между цепью и лебедкой, он плакал от боли, ослепленный слезами. Конечно, его истязатель не слишком опасался, перерезая кусачками стяжки.

В тот момент, когда он почувствовал, что руки свободны, Габриэль извернулся, как извлеченная из воды форель, вцепился наугад в респиратор русского, дернув того к себе и одновременно погружая свои распахнутые челюсти в первый попавшийся на его траектории кусок плоти. Он вырвал кусочек уха, в то время как прочный шейный ремень респиратора впился в кожу его мучителя прямо над кадыком и расплющил тому трахею.

С побагровевшим лицом, испуская стоны, русский попытался ухватиться за ремень. Потом он заметался вперед-назад, ударился о стенку цистерны, стараясь поймать голову Габриэля, который не ослаблял хватки.