Макс Сек - Охотник на ведьм

— Нам нужно выбираться отсюда, — продолжил мужчина, нервно оглядываясь по сторонам. Он подошел к двери, через которую вошел минутой раньше, и убедился, что зал все еще был пуст. Затем он запер дверь и направился к наружной двери. Он осторожно приоткрыл ее, высунул голову и вернулся к Джессике.

— Ты же не хочешь торчать здесь и выяснять отношения с венецианской полицией. И я тоже не хочу. Мы должны оставить этот беспорядок позади. Возвращайся в Хельсинки.

— Мы? Кто?.. Кто ты такой, черт возьми?

— Я пришел, чтобы забрать тебя домой. О тебе беспокоятся.

— Кто беспокоится?

— Твоя тетя.

— Но…

— Джессика, — проговорил мужчина и сжал плечи Джессики. От него пахло несвежим табаком и немного виски. Лицо у него было жесткое, с глубокими морщинами, но нежное. — Там есть раковина, — сказал он твердым голосом. — Умойся и выйди вон за ту дверь. Она ведет к небольшому каналу. Улица выглядела пустой, когда я выглянул наружу. Но проверь, чтобы быть уверенной, прежде чем выйти. Никто не должен тебя видеть, ни при каких обстоятельствах.

— Но что… — заикалась Джессика, когда мужчина перевел встревоженное лицо на неподвижного Коломбано. Глаза скрипача были открыты, он смотрел в вечность.

— Я этим займусь. Отправляйся в свой отель в Мурано и жди меня там. Я приеду так быстро, как только смогу. А потом мы уедем. Я обещаю тебе, что все будет хорошо.

Джессика начала всхлипывать, глядя на мужчину. Только теперь она поняла, что слышит в голосе мужчины не диалект, а иностранный акцент.

— Как тебя зовут?

— Эрн, — ответил он, вытаскивая из нагрудного кармана полицейский значок. — Ты можешь мне доверять.

Джессика открыла глаза — ее веки были тяжелыми. Она увидела картину с изображением парусника, деревянный шкаф, широкую дверь в туалет для инвалидных колясок и маленький телевизор, свисающий с потолка. Она заметила знакомое лицо, туго стянутый пучок и одинокие пряди волос на фоне яркого солнечного света.

— Тина?

Морщинистая рука сжала ее руку. По худой щеке скатилась слеза.

— Так приятно видеть тебя после стольких лет…

Джессика изучала ее. Она покрасила волосы в рыжеватый цвет и, несмотря на многочисленные подтяжки лица, выглядела гораздо старше, чем помнила Джессика. Гордость и внушительность сменились хрупкостью и меланхолией.

— Ты даже не представляешь, как много я думала о тебе, Джессика.

— Чего ты хочешь? — Джессика повернулась к окну, и в комнате воцарилась тишина. У Тины явно не было готового ответа. Может быть, она пыталась что-то придумать и не смогла…

— Я хочу, чтобы ты не думала обо мне как о враге, — наконец начала она, вытирая слезящиеся глаза кружевным носовым платком, который достала из сумочки.

Джессика покачала головой. Ей трудно было понять, почему тетя приехала к ней именно сейчас, после стольких лет. Они так давно не виделись, что Джессика не узнала бы голос Тины, если бы не видела ее лица.

— А я и не думаю так. Но я и не думаю о тебе как о друге, Тина. — У Джессики сдавило горло. Ей на удивление трудно было понять, что у Тины на уме.

— Но… — прошептала ее тетя, и Джессика пренебрежительно махнула ладонью в воздухе.

— Мама тебе не доверяла, — Джессика слышала, как ее голос тоже падает до шепота.

Они обе замолкли.

— Твоя мать была больна, — наконец произнесла Тина дрожащим голосом. — Твоя мать была самым красивым и одаренным человеком в мире, но при этом она была очень, очень больна.

Джессика отвернулась и закрыла глаза. Она слышала это раньше, но не могла вспомнить где.

— Что ты имеешь в виду?

На мгновение Тине показалось, что она собирается отступить и воздержаться от высказывания того, что было у нее на уме. Снова закрыть сундук с признаниями, еще на следующие тридцать лет. Но глубокий вздох привел ее в чувство.

— Твоя мать была психически больна. Ей поставили диагноз параноидальная шизофрения в очень юном возрасте, — проговорила Тина. Ее нежная улыбка свидетельствовала об облегчении. Начинать всегда труднее всего. — Но благодаря лекарствам она смогла жить вполне нормальной жизнью и работать актрисой… Можно сказать, что она была необыкновенна в этом ремесле, несмотря на свою болезнь, но, возможно, и благодаря ей. С другой стороны, в такой аристократической шведско-финской семье, как семья фон Хелленсов, о психическом заболевании их дочери в 1970-е годы не говорили публично. Чтобы сохранить это в тайне, Терезу отвезли в частный психотерапевтический центр под руководством Камиллы Адлеркройц.