Марек Краевский - Эринии

— Я пришел к вам по делу Шалаховского. — Попельский посмотрел в пустые глаза Цицерона. — О подозреваемом мне стало известно из других источников, а не благодаря тому, что вы его узнали. Пожалуйста, расскажите мне все, что вам известно про Тадеуша Шалаховского и его сына Анджея.

— Боже мой. — Махль провел ладонью по остаткам волос. — О них я знаю немного, зато о девяностолетнем сейчас пане Клеменсе Шалаховском, предполагаемом отца Тадеуша, мне известно немало… Вас это интересует?

— Меня интересует все, что связано с этой семьей. А больше всего — слова «предполагаемый отец»…

— Тогда бы вам пришлось просидеть тут целый день… Я должен выпить кофе, чтобы мои resumees [81] Выводы ( франц .). были содержательными и краткими. Мирон! — позвал он и дернул за веревку большого колокола, а когда через мгновение в дверях появилась голова камердинера, приказал: «Мирон, подайте нам сюда кофе! Скажите, пожалуйста, пани, что я советую ей наконец отдохнуть».

— Да, пан меценас, — сказал лакей и скрылся в просторной прихожей, откуда продолжали доноситься веселые вопли ночных гуляк.

Адвокат сидел молча и прислушивался. Эти радостные возгласы, без сомнения, вызывали у него беспокойство. Протер очки и посмотрел на Попельского покрасневшими глазами, которые едва заметно слезились.

— Прошу прощения, комиссар, за эти крики. Вчера мой младший брат, Михал, приехал со своей женой из-за границы. Они вместе с моей женой развлекались на дансинге в Варшаве. — Он грустно улыбнулся. — Я не мог их сопровождать. Кроме того, я не люблю танцев. Мне известны лучшие лекарства от бессонницы, чем нелепые подергивания в такт lambeth-walk [82] Популярный танец в 30-е годы ( англ .). .

— Ad rem [83] К делу ( лат. ). , пане меценас. Пожалуйста.

— Итак, старый Шалаховский… — Махль задумался. — Клеменс… Да… Что мне известно о нем? Примерно шестьдесят лет назад тридцатилетний тогда владелец имений, пивоварен и кирпичных заводов близ Самбора, упомянутый уже Клеменс Шалаховский, поселился здесь с женой Пелагеей. Этот дом, собственность моего отца, был тогда только что отремонтирован. Супруги Шалаховские заняли квартиру… вот здесь, надо мной. — Махль показал пальцем на потолок. — Через несколько лет у них родился сын Тадеуш. Он примерно моего возраста. И это стало началом семейной трагедии. После рождения ребенка Клеменс Шалаховский объявил его байстрюком и выбросил на улицу вместе со своей женой. Ужасное наказание за предполагаемую неверность, вы так не считаете?

— О том, настоящая она или вымышленная, известно только этой пани. — Попельский понял, что прилагательное «предполагаемое» — любимое слово адвоката.

— Конечно, об этом знает только жена, которая изменяет, разве что муж поймает ее in flagranti [84] На месте преступления ( лат. ). . Ну, ладно… Дальше, дальше, — сердито сказал он себе. — Потому что из-за собственной болтливости не успею подготовиться к разговору со своим первым клиентом. Так вот, мне неизвестно, что произошло с госпожой Пелагеей Шалаховской и предполагаемым байстрюком Тадеушем. Я говорю «предполагаемым», так как пан Клеменс формально не отрекся от отцовства. Он продолжал тут жить, часто выезжал по делам и приумножал свое имущество. Не знаю, помогал ли он финансово жене и сыну. Когда ему было под семьдесят, старик поручил дела доверенным, а сам поселился в этой большой пустой квартире. — Махль снова указал пальцем на потолок. — Написал необычное завещание, оставил его на хранение у меня, а потом только пил, дурил, слонялся ночами по квартире, и, наконец, лет десять назад добровольно переехал к Домсу [85] В 1885 году Роберт Домс основал благотворительный фонд, под патронатом которого в Львове было открыто Убежище для художников и литераторов фонда Роберта Домса. Согласно уставу фонда туда принимали обанкротившихся предпринимателей и купцов, а также старых и больных художников, архитекторов, актеров, писателей, живописцев, скульпторов. Кроме того, в приюте могли обитать старые или больные химики — ученые и инженеры ( прим. ред. ). , где для него приготовили первоклассное жилье. Примерно тогда ко мне пришел странный убогий чиновник вместе со своим больным, как потом оказалось — эпилепсией, сыном. Представился Тадеушем Шалаховским, сыном Клеменса, и попросил у меня разрешения занять пустую квартиру, утверждая, что это его наследство по отцу. Я ответил ему, что это помещение ну никак ему не принадлежит, поскольку пан Клеменс в завещании отписал его монахам-студитам, как, впрочем, и все свое имущество. При этом я прочитал ему все завещание, не минуя причудливого пункта про мученическую смерть собственного сына…