Ирина Лобусова: Миллион с Канатной

Высвободив револьвер из-под тряпицы, Таня засунула его под кофту. Затем, подойдя, ткнула стволом, не вынимая его, прямо в спину белобрысому:

— А ну ша, швицер задрипанный! — тихо проговорила она. — Быстро когти на выход! И дохлого этого своего марвихера за себя возьми.

Белобрысый остолбенел, попытался вякнуть что-то нечленораздельное, но Таня надавила стволом посильнее, прямо в почки.

— Без шухера, дефективный. На воздух, кому говорю!

Черноглазый возник сразу и даже попытался ударить Таню по руке. Но та только засмеялась:

— Граблями не размахивай, полудурок! Понаделаю дырочек, простудишься! На воздух, тухес проветривать, швицер задрипанный!

Черноглазый пошел первым, Таня же вела под прицелом белобрысого. Вместе они выпрыгнули из вагона и отошли от двери.

— Слышь, ты... — Черноглазый, прийдя в себя, сплюнул сквозь зубы, и грязно выругался, — в посадку отой­дем?..

— Слушай, а кореш у тебя полудурок! — засмеялась Таня, обернувшись к белобрысому. — За посадку людей мочат! Какие сопли надо обмотать за мозги, шоб глазами не видеть?

И, не дав обоим бандитам опомниться, она сделала характерный жест рукой, по которому одесские бандиты отличали друг друга от всех остальных. Когда-то в обиход этот жест ввел Японец. Его происхождение давно забылось, но бандиты продолжали пользоваться им по-прежнему.

У обоих округлились глаза.

— Наша, что ли? — Белобрысый очнулся первым. — Из каких таких будешь? Молдаванская?

— Ну, и шо... — кивнула Таня. — Вас-то как за сюда занесло?

— Драпаем, — искренне тяжело вздохнул черноглазый. — Мы на войнушке, хреновой, этой... под Японцем были...

— В полку его? — удивилась Таня.

— Так, стоп! Подожди-ка! — прищурился черноглазый. — А ведь я за тебя видел! На похоронах Японца в Вознесенске ты шла за первых рядах! Так ты за каких будешь?

— За своих, — тяжело вздохнула Таня. Слова вора вызвали в ее душе очень тяжелые воспоминания, от которых не так-то просто было избавиться.

— Ладно, — сглотнула она. — Вы-то как сюда попали? — Под кем были?

— Мы с этим... До Японца... У Гришки Клюва, за Привозом. Хорошее было времечко! — вздохнул белобрысый. — Я вот Коцик, а он — Топтыш. А тебя как кличут?

— Алмазная, — бросила Таня и поразилась тому, что это жуткое имя не вызвало в ее душе никаких чувств. Но как на него отреагировали бандиты!

— Матерь Божья! — Белобрысый Коцик помимо воли взмахнул руками. — Да за всю Одессу слухи ходили, что ты за сто разов как мертвая! А ты воно как... жива... Слышь, ты это, пушку-то убери. Не гроза мы друг другу. И это... — он потупился. — Говори, где тут твое...

Коцик вынул из-за пазухи несколько кошельков, и Таня забрала свой.

После примирения Топтыш начал свой нехитрый рассказ. Когда Японец стал набирать полк, Коцик и Топтыш согласились сразу, потому что любили романтику. А Гришка Клюв не пошел. И их тоже отговаривал, но они не послушались. В итоге Клюв остался в Одессе, как и большинство его людей.

А Коцик и Топтыш попали в самый котел. Им чудом удалось выжить. Когда гайдамаки напали на Голубивку, чтобы отбить ее у Японца, оба были так пьяны, что свалились в погреб. Очнувшись, они драпанули через поле. Гайдамаки их не заметили. На железнодорожном узле бандиты узнали, что Японец угнал поезд, чтобы доехать до Одессы.

Они решили, что надо добираться пешком. Приключений было много: попали в какую-то банду, воровали кур у крестьян, еле удрали от красных... Оборвались, износились... А потом узнали о смерти Японца. До Вознесенска доехать к похоронам.

Там они и узнали про засаду — что на подступах к Одессе ловят бывших людей Японца, кто был с ним в полку. Везут якобы на огородные исправительные работы, но на деле расстреливают на месте. Бóльшая часть людей из этого полка сгинула. Они решили окольными путями добираться до Измаила. По дороге, в поездах воровали. Так и попали сюда.

— В Одессу возвращаться надо, — резюмировал свой мрачный рассказ Топтыш, — хоть косо, хоть вплавь. Нет сил по этим колдобинам больше тыриться. Вне Одессы нету жизни. В Одессу — и ни за как.

— Я не могу в Одессу, — помолчав, отвела глаза Таня. — Нельзя мне туда.

— Да за шо? Чё це? — удивился Топтыш. — Туча прикроет! Он сейчас за главный. И Алмазную все знают — она завсегда в авторитете.

— Алмазная, ты нас не бросишь? — как-то по-детски произнес Коцик. — Возьмешь к себе?

Вместо ответа Таня молча пожала плечами.

В поезд между тем набивался народ. И было странно, что на такой крошечной станции, в степи, его оказалось столько. Люди, похоже, прятались неделями. И, судя по их активности, поезд точно должен был отправиться дальше — как будто все хотели уехать неведомо куда.