Аркадий Адамов: Вечерний круг. Повести

- Ты, Вова, ещё в институте фантазёром был, как сейчас помню. А надо бы уже заземлиться, эмпиреи свои оставить. Скоро дедом будешь. Ты не усложняй, не усложняй. Чем проще, тем надёжнее и спокойнее, запомни. Это всегда и к любой конструкции, и к любой организации относится. С институтской скамьи должен был усвоить.

- И всё-таки, - запальчиво возразил человек в очках, - в эмпиреях я не витаю, ошибаешься! В ногу со временем иду, дорогуша. В ногу! А с каждым годом, несмотря на это золотое правило, и конструкции усложняются, и организация тоже. Всё, Миша, надо делать по науке, по её последним достижениям. Ну и по мере сил самому её двигать. В том числе и в нашем специфичном деле. Улавливаешь?

Он засмеялся, обнажив уйму мелких треугольных зубов удивительной блестящей белизны, словно фарфоровых.

- Разве за тобой успеешь! - снисходительно пропыхтел толстый Миша.

- В последнее время, дорогуша, вышло много любопытных книг. Ты следишь за новинками-то?

- Ну, кое-что просматриваю. Откровенно говоря, времени не хватает. Ведь сколько обязанностей, ты прикинь! Общественные в том числе. А совещания, а слёты, пленумы, семинары, выступления, встречи? Ты даже не представляешь!

- Куда уж нам, - ехидно заметил Вова. - А вот за литературой следить надо, мил друг. Отсталых бьют, не забывай.

- Ну и какую литературу ты имеешь в виду? Небось, конечно…

- Ни-ни! - перебил его Вова, тонко улыбнувшись одними губами. - Я имею в виду художественную литературу: увлекательные романы, где механизм конспирации преподнесён блестяще.

- Читал эти сказочки, читал.

- Э, тут ты неправ! Ты думаешь, если события там где-то, в Европе, происходят, до войны или во время войны, и касаются дел политических, то это уже нам сейчас не подходит? Ошибаешься, мил друг.

Но толстяк досадливо покачал головой:

- Дело не во времени, Вова. И не в том, где именно события происходят. И даже не в их характере. Какой ты, право! Словно не замечаешь, что вокруг тебя делается.

- Чего же это я не замечаю? Объясни, будь любезен, - нисколько не обидясь, даже с некоторым коварством, поинтересовался Вова. - Ты большой человек, тебе виднее. Просвети.

Толстяк, казалось, не обратил внимания на скрытую в последних словах иронию и со значением, назидательно, заговорил, откинувшись на спинку кресла:

- Не в этом дело, Вова. Дело в масштабе самих событий. Помнишь известную шутку Ильфа и Петрова о двух мирах, большом и малом? А это не шутка. Это, мой милый, весьма серьёзное дело.

- Ну-ну, Миша, теперь уже ты усложняешь.

- Нисколько. Ты вот вдумайся. А то за наукой следишь, плодами её желаешь воспользоваться, а явлений жизненных и их масштабов не постигаешь. Большой-то мир сегодня стал ещё больше. А малый… Муторный это мир, мне лично надоевший и опротивевший. О нём не только читать - думать тошно. Читать и думать приятно о большом мире. Вот ты и начитался. А живёшь ты, Вова, в малом мире, не забывай.

- Эрго?

- Надо тебе его законы изучить. Тут масштабики вон с ноготок. И соответственно законы совсем другие, чем в большом мире. Их надо знать, чтобы устроиться в нём наилучшим образом. А устроиться в нём можно, прежде всего имея кое-какие средства. Так или нет?

Толстяк усмехнулся и испытующе посмотрел на приятеля. И тот в ответ тоже усмехнулся, понятливо, но недобро. Потом достал сигареты, нарочито медленно вытянул одну из пачки, не спеша щёлкнул зажигалкой, затянулся, выпустил струйкой дым и, постучав по сигарете над пепельницей, словно уже можно было что-то стряхнуть, тихо спросил:

- А себя, Миша, ты разве в этом малом мире уже не числишь?

- Временно, Вова, только временно. Разбег мне нужен, инерция. У нас с тобой разное представление о конечной цели. Я же тебя хорошо знаю. Ты прежде всего сибарит. Для тебя главное - чтобы уже сейчас тебе было хорошо, чтобы все радости жизни тебя окружали. Так ведь?

- Допустим.

- Ну вот. А я, Вова, дьявольски честолюбив. Это я тебе откровенно говорю. Тебе можно. Мы друг друга не продадим. Потому что нам за это никто больше не даст, чем мы от нашей дружбы имеем. Ха-ха-ха!.. Да, так вот, повторяю, я дьявольски честолюбив. Мне почёт нужен, слава, карьера. Я власть люблю. Чтоб зависели от меня, от моего слова, моего решения, чтоб сердчишки у них бились, когда со мной говорят, когда меня просят. Для такой цели я сил не пожалею. И у меня их много, я чувствую. Я далеко пойду, Вова. Но разбег труден, ох труден в этом малом мире, и прыжок из него…

Толстяк задумчиво поскрёб мизинцем усы, потом, вздохнув, разлил по рюмкам коньяк.