Николай Леонов - Ультиматум Гурова

— А за что? — продолжал настаивать Гуров.

— Он такой… красивый, умный. С ним интересно, он так много всего знает.

— Так умный или много знает?

— Конечно умный, раз много знает.

— Видишь ли, Таня, ты путаешь ум и хорошую память. Кто много знает, тот просто многое помнит из услышанного, прочитанного, увиденного. А ум — это нечто большее. Ум — это умение имеющимися знаниями пользоваться, умение делать правильные выводы, сопоставлять имеющуюся информацию, логически ее обрабатывать. Хотя зачем я тебе это говорю? Вы ведь никогда не слушаете взрослых, вы видите в ухажерах оболочку, красивую обертку, а смотреть надо глубже. Для совместной жизни нужен человек, с которым комфортно, который необходим, с которым ощущается родство. Смотришь на этого человека и думаешь, что он как будто все время был рядом, хотя появился в твоей жизни неделю назад. Какой-то совсем свой, домашний, родной.

— Вы так хорошо говорите, Лев Иванович, — улыбнулась Татьяна. — У вас, наверное, с женой все именно так?

— Ты все еще думаешь о нем? — вместо ответа снова спросил Гуров.

— Наверное, нет. Где-то там, — показала на затылок Татьяна, — остался след, как тень, как старый синяк или как застаревшая боль. Не думаю. Так, вспоминаю иногда, как что-то такое, что однажды было в жизни. Вы не переживайте за меня, Лев Иванович, и папе скажите, чтобы тоже не переживал. Я справлюсь, просто нужно время.

Гуров понял, что уснуть ему сегодня не удастся. Перевернувшись несколько раз с боку на бок, он решительно откинул одеяло и уселся на кровати. На душе было неспокойно, причем Лев это ощущал с самого момента приезда в Рязань. Он уже несколько раз анализировал свое состояние и пришел к выводу, что его беспокойство из области интуиции и связано оно с работой.

Что-то находилось рядом, на расстоянии вытянутой руки. Гуров включил ноутбук, бесцельно полазил в своей почте, на «Одноклассниках», потом отправился на сайт Ветрова. Снова восторженные отклики на странные стихи девушки, подписывающейся просто «Я». Дурачки, друг перед другом рисуются своим мировоззрением, которого нет. Хотя, вот и не очень лестные отзывы.

«Слушай «Я»! К тебе, наверное, нужно обращаться «Ты», но это неважно. У тебя беда, тебе плохо? Ну невозможно же писать такое, когда на душе светло и поют птицы.

Может, тебе одиноко, может, у тебя нет друзей? Ты скажи, и мы с друзьями придем, мы встретимся, и ты увидишь, что жизнь не такая мрачная штука!»

Это было приятно читать, приятно сознавать, что есть среди современной молодежи и такие, кто готов протянуть руку другому человеку, когда тот в беде. А по какому поводу предлагают руку? Гуров посмотрел последние записи и увидел, что «Я» написала новое стихотворение.

Гуров снова попытался представить себе эту девушку, но у него ничего не получилось. Нет, решил он, тут надо или самому иметь извращенную фантазию, или быть профессиональным психиатром. Снова лег на кровать и стал вспоминать прочитанные строки. Видения в голове складывались страшненькие.

Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Настойчиво и неуместно, как это всегда бывает по утрам. Лев открыл глаза и увидел, что за окном уже светло. Шея затекла от неудобной позы, в которой он уснул.

— Лев Иванович! — послышался в телефонной трубке жизнерадостный голос Крячко. — Ты про психиатра спрашивал? Я тебе телефончик нашел.

— Во-первых, доброе утро, — напомнил Гуров. — Ты чего такой веселый? Премию получил?

— Да вот тебя услышал, и на душе стало тепло, — с кошачьими интонациями в голосе ответил Крячко. — Скучаю, в кабинете пусто.

— И только теперь ты понял, как любил меня и как тебе меня всегда не хватало? — поддержал тон Гуров.

Он прекрасно понимал, что старый друг просто куражится. У него в самом деле хорошее настроение, что, впрочем, именно у Крячко бывает часто, и что он не прочь повеселить других. А еще понимал, что не все, сейчас сказанное, блажь и ерничество. Слишком многое их со Стасом связывает, слишком они сработались, срослись. Он и сам ощущал, что в этой командировке Стаса ему очень не хватает.