Роберт Дугони - Ее последний вздох

— Да, вас же закрыли.

— Изменили условия работы — никакой обнаженки. Кучка ханжей. Около года дело у меня процветало. Лицемерные ханжи, вот они кто. Говорили как по писаному — рядом, мол, школа, клуб привлекает нежелательные элементы, а сами ходили туда толпами, и не издалека, позвольте заметить. Запомните, Дэн, ничто не продается так хорошо, как пиво и сиськи. Так какая информация вам нужна?

— Такая, Алита, что я сам узнаю, только когда ее увижу.

— Несерьезный получается разговор.

— Точнее ничего сказать не могу. У вас работали две танцовщицы. Одну из них звали Бет Стинсон.

— Сисястая Бетти, — сказала Алита. — Славная девчушка. Фигурка — закачаешься. Плохо кончила. До сих пор помню, как мне об этом сказали. Грустно — совсем молоденькая девчонка. И такая отчаянная. Поверите ли, местные власти воспользовались этим делом как предлогом, чтобы меня закрыть. Заявили, что мой клуб привлекает не ту публику. А вы коп?

— Юрист. Другую танцовщицу звали Селеста Бингем.

— Ага, Черешенка. Та была сдержанной. Не такая лихая, как Бет. Она и ушла раньше. Они были подружками со школы, если я правильно помню.

— У вас хорошая память.

— На добрых людей, хороших любовников и отличное вино.

— Вы помните всех, кто на вас работал?

— Пятьдесят два бизнеса, Дэн О’Лири. Назовите имя.

— Я его не знаю. В том-то и проблема. Но могу узнать, если увижу.

— Надо бы вам рассказать мне все подробнее. Позвала бы вас в дом, но там вы точно ваши симпатичные штанишки замараете.

Они сели на верхнюю ступеньку крыльца, и Дэн объяснил ей, зачем пришел. Под конец он добавил:

— Вот я и пытаюсь понять, нет ли тут какой связи, не всплывет ли имя кого-нибудь из ваших тогдашних работников в нынешнем расследовании.

— Понятно.

— Вы знали Селесту или Бет не по работе?

— Нет.

— И понятия не имели о том, что Бет водит кое-кого из клиентов домой?

— Никакого. Это плохо. Уж я бы ей сказала пару ласковых. Такая молоденькая девчонка — вряд ли она хорошо понимала, во что ввязывается. Оно, конечно, живи сам и жить давай другим, но есть черта, переходить которую опасно.

— Вы вели записи: кто у вас работал, кем, когда — что-нибудь вроде списка сотрудников с именами и фамилиями?

— Ну а как же; налоговая с меня три шкуры спустит, если я не буду этого делать, к тому же они требуют, чтобы эти документы хранились долго, лет семь, что ли. Но вам повезло — я мышка-скопидомка, ничего не выкидываю. Да мне и лень, честно говоря. Так все и лежит годами — это ведь проще, чем лазать в этих бумагах каждый год, думать, что уже можно выкинуть, а что пока не стоит. Но я все равно не гарантирую вам, что именно эти бумаги у меня сохранились.

— Как нам это выяснить?

— Перерыв кучу коробок бумажного барахла.

— А где они находятся?

— Там же, где и документы по остальным пятидесяти двум предприятиям — в хранилище, которое я арендую на окраине города. Посмотрю, когда здесь закончу. Надо еще сделать пару штрихов в соседнем доме. Готовлю его к показу. Да и здесь, в кухне, еще слой положить надо.

— Я могу подъехать к вам в хранилище и помочь вам разобрать эти коробки.

— Что ж, в компании всегда веселее, особенно если компания холостая. — Она кивнула на руки Дэна. — Я вижу, обручального колечка-то у вас нет, Дэн О’Лири. Может быть, я про вас и вспомню.

Дэн улыбнулся.

— Я кое с кем встречаюсь.

— И блюдете верность?

— Да.

— Молодец, — сказала она.

— Можно задать вам личный вопрос, Алита?

— Зуб за зуб.

— Почему стрип-клуб?

— Потому что хороший стрип-клуб приносит хорошую прибыль, а я люблю делать деньги. В жизни не работала «на дядю», всегда на себя. «Грязный Эрни» вообще должен был стать золотой жилой. — Она пожала плечами. — Но ничего. Я собрала манатки и пошла дальше.

— А кто такой Эрни?

Алита улыбнулась.

— Бывший муж. Все свои компании я называю именами тех, кто когда-то нехорошо со мной обошелся. Кафе «Вонючка Пит», «Машинные масла Зазнайки Ричарда». Даже сказать вам не могу, как я радовалась, когда шла каждый день на работу и видела на доме вывеску большими яркими буквами: «Грязный Эрни».

— Вы смелая женщина.

— Он грозился подать на меня в суд. Я умоляла его, чтобы он это сделал. Я ведь как Мадонна. Любая реклама — хорошая реклама. А когда я сцепилась с городом Эверетт за право обновить эти развалюхи, знаете, что здесь началось — я не слезала с первых страниц местных газет. Зато потом, когда я начала выставлять их на продажу, люди выстраивались за ними в очередь. — Она встала. — Вы счастливы в любви, Дэн? А то я богатая женщина и могу быть чертовски хорошей мамочкой.