— Думаю, не напрасно, — кивнул Беркович. — И думаю, что прав полицейский, а не фэбээровец. Этот снимок — подделка.
— Вот как? — оживился Хутиэли. — Можешь доказать?
— Посмотрите сами, — Беркович положил фотографию перед инспектором и направил на нее свет настольной лампы. Хутиэли склонился над снимком, Беркович стал над плечом инспектора, свет отражался от глянца фотобумаги и мешал рассмотреть единственную, по мнению сержанта, важную улику. Но, с другой стороны, именно этот отсвет и доказывал лишний раз, что Беркович прав в своих предположениях.
— Ну, — сказал Хутиэли, — снимок, конечно, уникальный, но почему ты решил, что это подделка?
— Наверняка монтаж, — решительно сказал Беркович. — Вот посмотрите, видите на оконном стекле слабое отражение свечей ханукии?
Инспектор повертел снимок в руке, выбирая положение, при котором свет настольной лампы не мешал бы увидеть слабо пропечатанные детали.
— Да, — сказал он наконец, — вижу. Ну и что?
— Две вещи, — пояснил Беркович. — Первая: свечи зажигают после захода солнца, верно? На улице еще светло, иначе женщина не была бы видна.
— Это не аргумент, — пожал плечами инспектор. — Окно выходило на запад, первые звезды появились на востоке, света было достаточно…
— Возможно, — согласился сержант. — Но тогда отражение свечей не было бы видно на оконном стекле. Тут уж одно из двух: либо вы видите то, что происходит за окном, либо вы видите то, что происходит в комнате и отражается в стекле… Это легко проверить, если хотите, дождавшись вечера…
— Согласен, — сказал инспектор, помедлив. — Получается, что этот Венгер зачем-то ждал, когда женщина будет падать, а потом сделал монтаж… Не понимаю причины! — заявил Хутиэли раздраженно.
— Там разберутся, — отмахнулся Беркович. — Думаю, что фотография была сделана для того, чтобы доказать полиции в нужное время, что имел место несчастный случай, а не умышленное убийство. Если так, то — от противного — нужно предположить, что Анну Брукнер все-таки столкнули с крыши, вы согласны? Фотография по ходу дела не понадобилась, потому что у ФБР версия об убийстве просто не возникла. И тогда Венгер решил заработать. Сидел бы тихо, может, все и обошлось бы для него лично…
— Преступник всегда ошибается, — убежденно сказал Хутиэли.
Беркович хмыкнул, он вовсе не был в этом уверен.
В субботу сержант Беркович проснулся в собственной постели со странным ощущением, будто спал в чужой комнате. Положительно, день сегодня будет неудачным. Если просыпаешься в субботу с осознанием чуждости в этом мире, то лучшее, что можно сделать — повернуться на другой бок и попытаться заснуть опять.
— Боря! — крикнула мать из-за двери и, видимо, не в первый раз. — Хватит валяться! Одиннадцатый час! Кофе остывает!
— Не нужно было наливать раньше времени, — пробормотал Борис, опуская ноги на холодный пол. Коврик почему-то оказался на середине комнаты, и Борису пришлось шлепать босыми ногами, проклиная выходные, которые он в последнее время терпеть не мог, и будни проклиная тоже, поскольку дел ему не доставалось — не потому, что инспектор Хутиэли изменил к нему отношение, но просто пошла такая полоса: ничего, кроме драк и семейных скандалов…
Скучно.
Через полчаса, сделав зарядку и приняв душ, Борис сидел в «пинатохеле» и пил кофе (воду пришлось кипятить заново) с тостами. Мать возилась на кухне, там было шумно не столько от процесса приготовления пищи, сколько от радиоприемника, настроенного на волну русского радио. Отец сидел на диване в салоне, читая попеременно «Едиот», «Вести» и «Джерузалем пост». Ему нравилось сравнивать информационные материалы, опубликованные на разных языках. Сталкиваясь с нестыковками, а то и с прямыми противоречиями, он оживлялся и начинал вслух обсуждать прочитанное, этого ему хватало надолго, порой — до самого вечера.
— Мама, — сказал Борис, входя на кухню с пустой чашкой, — я пойду к Сержу, давно у него не был.
— Что? — переспросила мать, звуков было слишком много: ворчала стиральная машина, гудела микроволновая печь, шипело масло на сковороде, и над всем этим звуковым винегретом витал голос ведущей радио РЭКА Алоны Бреннер, спрашивавший у очередного «гостя в студии», действительно ли он приехал в Израиль по зову души или его привели в страну иные соображения.
— Я иду к Сержу! — крикнул Борис и поставил чашку в раковину.
— Мог бы и помыть, — сказала мать. — Почему к Сержу? Почему не к Наташе?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу