Бернар Миньер - Гадкая ночь [litres]

Он расхохотался, и лесная тишина отозвалась ему эхом. Сирены приближались.

– Возможно, я бы попробовал, если б верил, что сумею тебя уговорить. Подумать только – я сам принес оружие в твой отель!

Он цеплялся за стойку кровати, пытаясь двигаться к выходу из палаты, когда в проеме двери нарисовалось знакомое лицо. Сервас изумился, спросил сам себя: «У тебя, часом, не глюки, майор?» – потом улыбнулся и скривился от боли.

– Привет, Венсан.

– Боже, Мартен, куда это ты собрался?

Эсперандье обхватил своего шефа за пояс, чтобы поддержать и уложить в кровать.

– Ты не должен вста…

– Нам сюда, – перебил его Сервас, кивнув на дверь запасного выхода.

Лейтенант остолбенел.

– Делай, что говорю, Венсан, пожалуйста. Помоги мне.

Эсперандье покачал головой.

– Не знаю, могу ли…

– Заткнись! Но спасибо, что приехал.

– Не за что. Приятно, когда тебя так хорошо принимают. Я успел вовремя; кавалерия на подходе.

– Идем.

– Ты не сможешь, Мартен! Ты отдал здоровенный кусок печени, у тебя трубки из брюха торчат, это безумие!

Сервас сделал шаг к двери, пошатнулся. Эсперандье поймал его «в полете».

– Проклятье, да помоги же мне!

Они брели к двери, как двое калек, возвращающихся с войны.

– Могу я узнать, куда мы направляемся? – поинтересовался лейтенант.

Сервасу было так больно, что он ответил не сразу.

– Кирстен там… С другим типом… Он вооружен… а ты оставил оружие в Тулузе…

Венсан ухмыльнулся, сунул руку под куртку.

– Вообще-то, нет. Думаешь, оно мне понадобится?

– Надеюсь, что нет… Но будь готов, этот… этот тип опасен.

Эсперандье обошел Мартена, чтобы освободить правую руку.

– Какой еще тип? – спросил он. – Гиртман?

– Нет… Другой…

– Может, дождемся подкрепления?

– Времени нет…

Его помощник смирился. Когда-нибудь Мартен объяснит ему. Эсперандье надеялся, что это случится прежде, чем все станет совсем плохо. Крестный его сына выглядел просто ужасно, но оказаться один на один с опасным и вооруженным человеком совсем не хотелось. Они осторожно спустились по лестнице и пошли по свежим, протоптанным в снегу следам. Сервас обулся и набросил на плечи одеяло, но порывы ледяного ветра закручивались вокруг ног, странным образом уравновешивая жгучую боль в животе. Он вдруг наклонился, и его вырвало.

– Черт, Мартен! – воскликнул лейтенант.

Сервас почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Венсан был прав – это безумие. «Но мужчины способны на невозможные подвиги, так? – спросил он себя. – Телевизор каждый день кормит нас подобными сказками. Так почему бы и мне не совершить один?»

– Тебе не кажется, что в этой рубахе я напоминаю монаха-отшельника? – спросил он, попытавшись улыбнуться. Получился кривой оскал…

– Не хватает бороды.

Серваса снова затошнило.

В лесу совсем близко, прозвучали два выстрела, и полицейские застыли на месте. Воздух вокруг завибрировал, потом все стихло.

– Дай мне твое оружие.

– Зачем?

Мартен выхватил у лейтенанта пистолет и, хромая, кинулся бежать по следу.

– Напоминаю, из нас двоих я стреляю лучше! – крикнул Венсан.

Чуть дальше, за соснами, раздался смех. Майор узнал голос Гиртмана, сделал еще несколько шагов и увидел всех четверых: двух мертвецов и Кирстен, целящуюся в швейцарца.

– Чертовщина какая-то! – выругался Эсперандье.

У подножия холма, с другой стороны клиники, завывали сирены.

– Мартен… – сказала Кирстен, и ему показалось, что она раздосадована. – Ты должен быть в клинике, в постели…

– Мартен, – перебил норвежку Гиртман. – Скажи ей, чтобы не стреляла в меня.

– Он убил мою сестру! – Голос Кирстен звенел от ненависти. – Пусть сдохнет…

– Послушай меня… – начал Сервас, но она не дала ему договорить.

– Он мучил ее, насиловал, а потом убил… – Нижняя губа норвежки дрожала, как ствол пистолета в ее руке. – Не хочу, чтобы он доживал свой век в психушке, понимаешь? Там он будет отвечать на вопросы докторов и журналистов… Издеваясь над всеми нами…

– Опусти оружие, Кирстен, – велел Сервас, наведя на нее пистолет.

– Она выстрелит, – сказал Гиртман. – Опереди ее!

Он посмотрел на Кирстен, на Гиртмана, снова на Кирстен.

– Ее зовут Кирстен Маргарита Нигаард, – заторопился швейцарец, – у нее есть татуировка, идет от паха до бедра, и она моя любовница и сообщница. Ты спал с ней, Мартен? Тогда ты знаешь, что…

Ствол пистолета норвежки переместился в сторону Серваса. Согнуть палец, надавить на спуск… Ее рука дрожала – от холода, усталости, потрясения, боли и ярости, – дрожала слишком сильно, чтобы как следует прицелиться… Слишком сильно, чтобы выиграть дуэль…