Харри медленно кивал:
– Угу… Надеюсь, теперь ты отпустишь меня?
– Что? – Катрина всплеснула руками. – Да что ты за человек такой, Харри? Неужели ты совсем ничего не хочешь мне сказать?
– Хочу. Но пожалуй, лучше промолчу.
Издав стон, Катрина поставила локти на стол, сложила ладони и прислонилась к ним лбом.
– Ладно уж, иди.
Харри закрыл глаза. Он чувствовал спиной широкий березовый ствол и яркие лучи весеннего солнца, согревающие лицо. Перед ним стоял простой коричневый деревянный крест: лишь имя Ракели, ни дат жизни, ни других надписей. Сотрудница похоронного бюро назвала его «временным знаком», который обычно устанавливают в ожидании каменного надгробия, но Харри, конечно, не смог удержаться и истолковал все по-своему: это знак того, что Ракель ждет его.
– Я сплю, – сказал Харри. – Надеюсь, это нормально. Потому что если я проснусь, то моя жизнь рухнет, а тогда я не смогу поймать убийцу. А я поймаю его, клянусь. Помнишь, как ты боялась плотоядных зомби из «Ночи живых мертвецов»? Ну вот… – Он достал из кармана фляжку. – Теперь я один из них.
Харри сделал большой глоток. Возможно, он уже принял достаточно, потому что ему казалось, будто спирт на него больше не действует. Харри соскользнул по стволу на землю, с которой еще не сошел снег.
– Кстати, ходят слухи, что ты хотела, чтобы я вернулся. Все дело в Старом Тикко, да? Тебе не обязательно отвечать.
Он снова поднес фляжку к губам, потом отнял ее и открыл глаза.
– Мне одиноко, – сказал он. – До того как встретить тебя, я много времени проводил в одиночестве, но никогда не был одинок. А сейчас все иначе. Вот парадокс: когда мы были вместе, ты не заполняла собой пустое пространство, но когда ты ушла, то оставила огромное зияющее пустое пространство после себя, это точно. По-моему, весьма убедительный аргумент в пользу того, что любовь – заведомо проигрышный проект. А ты как думаешь?
Он снова закрыл глаза и прислушался.
Свет с наружной стороны век ослабевал, стало холоднее. Харри знал, что, скорее всего, солнце прикрыло какое-то случайное облако, и, погружаясь в сон, ждал, когда тепло снова включится. И вдруг оцепенел, услышав рядом чужое дыхание. Похоже, дело вовсе не в облаке: кто-то стоял перед ним. И Харри не услышал приближения этого кого-то, хотя со всех сторон от него лежал снег. Он открыл глаза.
Солнечный свет образовывал нимб над головой силуэта.
Правая рука Харри полезла во внутренний карман куртки.
– Я искала тебя, – тихо произнес силуэт.
Его рука остановилась.
– И ты меня нашла, – ответил Харри. – Что теперь?
Силуэт отошел в сторону, и на мгновение Харри ослепило солнце.
– Теперь мы пойдем ко мне домой, – сказала Кайя Сульнес.
– Спасибо, конечно, но разве мне это надо? – Харри скорчил недовольную гримасу, понюхав чай в кружке, которую ему протягивала Кайя.
– Пей давай, – улыбнулась Кайя. – Как душ? Освежает?
– Даже слишком. Я замерз.
– Это потому, что ты простоял под ним три четверти часа.
– Правда? – Харри уселся на диван, держа кружку обеими руками. – Прости.
– Все нормально. Одежда подошла по размеру?
Харри критически осмотрел брюки и свитер.
– Мой брат был не таким крупным, как ты, – с улыбкой пояснила хозяйка дома.
– Значит, ты передумала и решила все-таки помочь мне?
Харри попробовал чай. Он был горьковатым на вкус и напоминал чай с шиповником, которым его потчевали в детстве во время простуды. Маленький Харри ненавидел этот напиток, но мама говорила, что он повышает сопротивляемость организма, что в одной его чашке содержится столько же витамина С, как в сорока апельсинах. Возможно, из-за передозировки шиповника он с тех пор не простужался. И апельсинов тоже не ел.
– Да, я помогу тебе, – сказала Кайя и села на стул напротив. – Но не в расследовании убийства.
– А в чем же тогда?
– Знаешь ли ты, что у тебя налицо все классические симптомы ПТСР?
Харри вопросительно посмотрел на нее.
– Посттравматическое стрессовое расстройство, – расшифровала Кайя.
– Я знаю, что обозначает эта аббревиатура.
– Хорошо. А симптомы можешь назвать?
Харри пожал плечами:
– Травмирующая ситуация переживается вновь и вновь. Сны, вспышки воспоминаний, которые невозможно выбросить из головы. Нежелание обсуждать то, что произошло. Человек превращается в зомби. И чувствует себя соответственно: этаким зомби, аутсайдером, сидящим на антидепрессантах, теряет вкус к жизни. Существование кажется ему бессмысленным, окружающий мир – ненастоящим, чувство времени меняется. Когда срабатывает защитный механизм, человек начинает разбирать травму на кусочки, вспоминает отдельные детали, но держит их на расстоянии друг от друга, чтобы все произошедшее и связь между частями целого оставались скрытыми во мраке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу