Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

Пальм опустился на койку напротив.

– Думаешь, получится?

– Должно получиться. Альтернатив нет.

– Я надеюсь, ты понимаешь, что если это станет известно, то…

– Рагнар, это не должно стать известно. Ни при каких обстоятельствах. Только после того как мы схватим преступника. Сколько твоих об этом знают?

– Только самый минимум. Мой начальник и кое-то из персонала. Но проблема не в них. Все они давали подписку о неразглашении. А вот заключенные – нет.

У Тувессон зазвонил мобильный. Это был Утес.

– Я обзвонил всех и теперь собираюсь поехать за ними.

– Все согласились?

– Да, но они задают массу вопросов, на которые я не могу ответить. Как у тебя дела?

– Да так, я сейчас в СИЗО и… давай надеяться, что им не придется пробыть здесь долго.

– Ты всех обзвонила?

– Всех, кроме Сета Корхедена. Он должен был прилететь в Каструп два с половиной часа назад и в любой момент будет дома.

– Он еще не включил свой мобильный?

– Выходит, нет.

– А где он живет?

– Домстен. Пока я стану забирать остальных, я буду продолжать ему звонить, а если он не ответит, все равно поеду к нему. – Она закончила разговор, встала и направилась к выходу.

У Фабиана Риска не было сомнений, что пришла его очередь и что он умрет, точно так же, как остальные одноклассники. Но поскольку он все-таки очнулся, хотя и с сильной головной болью, его очередь явно еще не настала. Очнуться – наказание хуже смерти. Резкий удар хлыстом по лицу – и он вернулся в кошмар. Кошмар наяву, в котором он жив, а его сын мертв.

Фабиан уловил еле слышное слабое жужжание и ощутил, что голова слегка вибрирует. Сразу же вернулась полная тишина. Он попытался встать, но понял, что привязан к старому зубоврачебному креслу. Ноги и руки были связаны ремнями, а голова… Он не видел, как она закреплена, но когда пытался пошевелить ею, боль над висками усиливалась. Что бы там ни было, с обеих сторон на лице были какие-то шоры, которые ограничивали поле зрения, и он мог смотреть только вперед. Видел лишь огороженный экран, который под углом висел перед ним на стене.

Слабое жужжание вернулось, и Фабиан снова почувствовал, как вибрирует голова. В эту секунду зажегся экран, и на нем появился черно-белый снимок молодого Торгни Сёльмедаля. Судя по всему, снимок был сделан в годы учебы в средней школе настоящим профессионалом-фотографом в настоящем ателье с поставленным светом и по всем правилам искусства. Сёльмедаль сидел на высокой табуретке в своей самой нарядной рубашке, с аккуратно расчесанными на прямой пробор волосами, и смотрел прямо в объектив, тепло улыбаясь.

Удивительно, что он никогда не обращал на Торгни внимания. Фабиан не мог понять, как это произошло, – что никто в классе его не замечал. Даже их классная руководительница Моника Крусеншерна. И вот теперь ему пришлось занять ее место в маленькой комнате без окон со сводчатыми задрапированными стенами, освещенной только экраном. Опять раздалось слабое жужжание, и на этот раз Фабиан заметил легкое смещение поля зрения вправо.

До него дошло, что происходит. Все встало на свои места, и он понял, что Торгни Сёльмедаль прав. Он виноват в том же, в чем и Моника.

Только перед собственным сыном.

Ирен Лилья сидела сзади по диагонали и смотрела, как Муландер сканирует отпечатки, а компьютер анализирует их и сверяет с реестром. Ее усталость, ровно как плохое настроение Муландера, как рукой сняло. Словно они оба чувствовали, что приближаются к прорыву. Все говорило о том, что совпадение найдется. Проблема только в том, что на получение ответа может уйти от нескольких минут до нескольких часов.

– А мы не можем как-нибудь ускорить поиск? – спросила Лилья.

– Да, можно задать параметры поиска: мужчины, 1965-1967 год рождения.

– И сколько на это уйдет времени?

– Кто его знает, – со вздохом ответил Муландер, положил подушку на пол, лег сам и закрыл глаза.

Лилья поняла, что Муландер поступил единственно правильным образом. Но она все равно не заснет. Теперь, когда они так близко. Она не могла оторвать глаза от экрана, где мелькал, не кончаясь, реестр проанализированных отпечатков пальцев. Но она чувствовала. Ощущала всем своим существом.

Скоро, в любую секунду, мелькание прекратится.

Неопределяемый номер.

Он вернулся домой в четверть второго ночи и пробыл там не больше пятидесяти минут. Но за это время телефон звонил уже пять или шесть раз. Но он не собирался отвечать. Нет ничего хуже неопределяемых номеров. В его глазах это высшее проявление слабости. Если ты не смеешь говорить от собственного имени, ты не заслуживаешь ответа.