Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

Он прошел в кухню и увидел следы пребывания Теодора. Но не так много, как он ожидал. Не считая остатков кебаба, наполовину съеденной пиццы, лежавшей в своей коробке, нетронутого салата к пицце и пустой банки из-под колы, кухню можно считать чисто убранной. А вдруг сын наконец научился убирать за собой?

The world spread its legs for another star! [37] Мир раздвигает ноги для другой звезды – из той же песни.

Мэрилин Мэнсон выкрикивал свое послание на фоне отдаленных гитар и пулеметных барабанов. Последние годы он был самым любимым исполнителем Теодора, тот постоянно его слушал. Фабиан мог понять реакцию соседки. Если они живут через стену от стерео, толщина стен значения не имеет. Но сейчас была только четверть пятого, и он не собирался подниматься к Тео и просить сделать потише. Вместо этого он послал смс, где сообщал, что он дома, и предлагал вместе перекусить на террасе.

Everyone will suffer now! [38] Теперь каждый будет страдать – из той же песни.

Через две минуты пришел ответ: «Пишу код. Очень занят. Перекус пропущу. Увидимся позже. Т».

Такого ответа Фабиан и ожидал, а в глубине души даже на него надеялся. Хотя было бы хорошо перекусить вместе, времени у него нет. До конца дня он должен узнать имя. Имя того, кого он видел тысячи раз, но совершенно не помнит. Преступника, который опять нанесет удар, если его не остановить.

У него возникла идея, как выяснить имя. Всего лишь догадка, и он не был уверен, что получится, но за неимением лучшего стоило попробовать. Только сначала он примет душ и переоденется. По дороге в ванную на втором этаже он попытался вспомнить, когда последний раз не мылся больше трех суток подряд, и решил, что, наверное, в 1995 году на фестивале в Роскилле.

Несмотря на ведра пива и постоянную проблему с равновесием, он помнил все, как будто это было вчера. Оглядываясь назад, можно сказать: это был самый топовый год, когда в лайн-апе были «Oasis», «Blur», «The Cure» и «Suede». За лайн-ап этого года с «Prince», «LCD Soundsystem» и «Vampire Weekend» тоже не стыдно. Это его так вдохновило, что он даже предложил Соне начать переезд с посещения фестиваля всей семьей. Она лишь выразительно на него посмотрела и спросила, не слишком ли поздно для кризиса среднего возраста.

Он запер дверь ванной, стянул с себя больничную рубаху и брюки и стал осторожно снимать марлевую повязку, обмотанную вокруг верхней части тела. Слой за слоем, пока все не кончилось. Разумеется, она все время была с ним – боль, ноющая и покалывающая, – но последние часы он о ней не думал. Только сейчас, снимая последние слои, он вспомнил, как тяжело ранен. Смешанный с кровью гной приклеил марлю к ране, и ему пришлось встать под душ и осторожно по кусочкам отдирать повязку. Он перешагнул свой болевой порог и поблагодарил Мэрилина Мэнсона, перекричавшего его.

Целиком сняв с себя повязку, Фабиан сделал воду как можно холоднее и промыл горящие раны. Он простоял так пять минут, потом намылился, вымыл голову и, не вытираясь, стал обсыхать прямо на коврике в ванной.

Он посмотрел на себя в зеркало. Обычно, глядя на свое отражение, он чувствовал себя молодым. Ему сорок три года, а тело как у мужчины на десять лет моложе. Никаких лишних килограммов, как у многих в его возрасте. Никакого намека на проплешину. Ни одного седого волоса. Но мужчина, на которого он смотрел сейчас, выглядел по меньшей мере на десять лет старше. Бледный, как покойник, с таким дряблым лицом, будто сила притяжения одним махом увеличилась в два раза. Он хотел повернуться и осмотреть раны, но решил, что лучше не надо.

I lift you up like the sweetest angel [39] Я вознесу тебя как прелестного ангела – слова из песни Мэрилина Мэнсона Deformography (Деформография). …

Одежда по-прежнему лежала в нераспакованных картонных коробках с его стороны кровати, и он долго рылся, пока не нашел пару чистых трусов, носки, красную просторную льняную рубашку вместо повязки и пару мятых льняных брюк.

I’ll tear you down like a whore [40] Я порву тебя как шлюху – из той же песни. …

Фабиан вернулся на кухню, поставил мобильный на зарядку и пошел в подвал, взяв с собой остатки пиццы. Он точно знал, что ищет. Зеленую тумбочку. Но он не обнаружил ее там, где видел ее в последний раз. Раньше она стояла у одной из стен посреди подвала. Теперь там ее не было. Фабиан не знал, то ли это дело рук Сони, то ли он что-то напутал. У него возникло впечатление, что подвал выглядел по-другому, будто в нем все переставили.

К тому же подвал забит вещами, которые надо было отправить прямо на свалку, если бы не Сонины протесты. Соня не могла заставить себя что-нибудь выбросить. Она считала, что любая вещь может понадобиться, когда ты об этом даже и подозревать не будешь. Постоянным аргументом были ее собственные родители, которые никогда ничего не хранили и выбросили целое состояние – устаревшие кухонные принадлежности, которые потом стали последним писком моды. Но что они будут делать со сломанными велосипедами, липкими детскими автомобильными креслами и ящиками с видеокассетами, Фабиан не понимал.