Клер Макинтош - Я отпускаю тебя

– Нет.

– Жаль. Ну, нет так нет, будем действовать иначе… У вас есть вопросы?

Целая сотня.

– Нет, – отвечаю я.

– Встать, суд идет!

Я ожидала, что присутствующих будет больше, но кроме скучающего вида мужчины с блокнотом в той части зала, которая, по словам сопровождающего меня пристава, отведена для прессы, здесь почти никого нет. Мой адвокат сидит за длинным столом спиной ко мне, рядом с ним молодая женщина в темно-синей юбке водит маркером по распечатанной странице. За тем же столом, но немного в стороне, сидит почти идентичная пара – представители обвинения.

Пристав тянет меня за рукав, и я спохватываюсь, что во всем зале стою только я. Мировой судья, узколицый человек с редкими волосами, уже занял свое место, заседание началось. Сердце у меня стучит тяжело и больно, лицо горит от стыда. Несколько зрителей, сидящих на местах для публики, рассматривают меня с любопытством, будто я экспонат в музее. Мне вспомнилось читанное когда-то о публичных казнях во Франции: гильотина, установленная посреди городской площади, и вязальщицы, споро позвякивавшие спицами в ожидании экзекуции. По спине пробежал мороз от сознания, что я являюсь сегодняшним развлечением.

– Пусть обвиняемая встанет.

Я снова поднимаюсь на ноги и называю свое имя по просьбе секретаря суда.

– Признаете ли вы себя виновной или невиновной?

– Виновной, – хрипло отвечаю я и сразу кашляю, прочищая горло, но повторить меня не просят.

Представители обвинения и адвокат с помощницей спорят о том, чтобы выпустить меня до суда, сойдясь в словесном поединке, от которого у меня голова идет кругом.

– Ставки слишком высоки – обвиняемая скроется!

– Но обвиняемая соблюла условия освобождения до суда и впредь готова придерживаться правил!

– Речь идет о пожизненном сроке!

– Речь идет о жизни.

Они говорят друг с другом через мирового судью – так поссорившиеся дети общаются через родителей. Обороты речи нарочито высокопарны и подчеркнуты эффектными пылкими жестами, зря пропадающими в пустом зале. Спор идет о том, оставаться ли мне под стражей до начала разбирательства в уголовном суде или же отправляться домой до назначенной даты. Я начинаю понимать, что мой адвокат настаивает на втором, и мне хочется дернуть его за рукав и сказать – я вовсе не горю желанием дожидаться суда на свободе; кроме Бо, дома меня никто не ждет и не скучает. В тюрьме я буду в безопасности. Но я молча сижу, положив руки на колени, не зная, что за зрелище представляю собой. Правда, на меня, по-моему, никто и не глядит. Я невидимка. Я стараюсь следить за обсуждением, догадаться, кто побеждает в словесной битве, но быстро теряю нить.

В зале наступает тишина. Судья устремляет на меня взгляд, в котором нет и тени улыбки. Меня посещает абсурдное желание заверить этого человека, что я не похожа на обычных подсудимых, что я, как и он, из приличной семьи, училась в университете, устраивала званые ужины и имела множество друзей. Что когда-то я была уверенной в себе и общительной. Что до прошлого года я ни разу не преступала закон, и произошедшее – чудовищная случайность. Но во взгляде судьи безразличие, и я понимаю – ему все равно, кто я и сколько званых ужинов устроила. Я всего лишь очередная преступница на первичном слушании и ничем не отличаюсь от остальных. Я не могу избавиться от ощущения, что меня насильно лишают моей индивидуальности.

– Защитник горячо отстаивает ваше право дожидаться суда на воле, мисс Грэй, – говорит судья. – Уверяет, что вы скорее улетите на Луну, чем снова сбежите от правосудия. – С публичной галереи доносятся смешки – там во втором ряду уселись две старушки с термосом. Современные tricoteuses [8]на моей казни. Уголки губ мирового судьи с признательностью подрагивают. – Он клянется, что вы скрылись с места этого действительно чудовищного преступления, потому что потеряли голову, и такое поведение для вас совершенно нехарактерно и больше не повторится. Очень надеюсь, мисс Грэй, что ваш защитник не ошибся с оценкой.

Судья делает паузу, и я перестаю дышать.

– Обвиняемая отпущена на свободу до суда.

У меня вырывается вздох, который можно принять за признак облегчения.

С мест для прессы слышится какой-то шум, и я вижу, что молодой человек, как попало засунув блокнот в карман пиджака, бочком торопится выйти из ряда в проход. Коротко кивнув судье, он быстро покидает зал. Створки дверей некоторое время качаются после его ухода.