Клер Макинтош - Я отпускаю тебя

Рэй до сих пор не успокоился, что сотрудница из отдела по связям с семьями не уследила за матерью погибшего мальчика. Его не удивило, что женщина скрылась, – Рэй знал, что существуют два основных типа реакции на потерю близкого человека: либо родственники никогда не переезжают и сохраняют комнату усопшего в том виде, какой она была при его жизни, превращая ее в подобие святилища, либо обрывают все связи и начинают с нуля, не в силах жить дальше как ни в чем не бывало, когда для них рухнул целый мир.

После ухода Кейт Рэй некоторое время вглядывался в фотографию Джейкоба, которая так и провисела год на пробковой доске. Отколов снимок, инспектор разгладил закрутившиеся уголки и поставил фото погибшего ребенка перед рамкой с Мэгс, Люси и Томом, чтобы оно находилось на глазах.

Обращение к населению было почти безнадежным предприятием, практически без шансов на успех, но все же лучшим, чем бездействие. Если и на этот раз не будет результатов, дело Джейкоба отправится в архив.

Я сижу за кухонным столом перед ноутбуком, подтянув колени к подбородку и укрыв их краем большого, крупной вязки свитера, в котором я работала в мастерской зимой. Несмотря на включенную плиту, меня трясет, и я натягиваю рукава до кончиков пальцев. Еще нет и часа дня, но я налила себе большой бокал красного вина. Я печатаю в строке поиска и замираю: столько месяцев прошло с тех пор, как я истязала себя просмотром! Это не поможет – ни разу не помогало, но разве я могу не думать о нем именно сегодня, в этот день?

Глотнув вина, я нажимаю ввод.

Секунду спустя экран пестреет сообщениями СМИ о несчастном случае, обсуждениями на форумах и посланиями в память Джейкоба. Цвет ссылок показывает, что я уже заходила на все эти сайты.

Однако сегодня, ровно год спустя после того, как оборвалась моя прежняя жизнь, в онлайн-издании «Бристоль пост» появилась новая статья.

У меня вырывается полузадушенное рыдание, а кулаки сжимаются так, что побелели суставы. Судорожно пробежав коротенькую заметку, я возвращаюсь к началу и начинаю читать внимательнее. Стало быть, у полиции ничего нового – ни улик, ни информации о машине. Они лишь напоминают через газету, что водитель по-прежнему разыскивается за причинение смерти по неосторожности. Меня коробит от такого определения, и я закрываю браузер, но даже заставка в виде фотографии Пенфачского залива меня не успокаивает. После свидания с Патриком я не спускалась на пляж. Меня ждут срочные заказы, но мне так стыдно за свое поведение, что я не в силах смотреть ему в глаза. Когда я проснулась на следующее утро, былые страхи показались мне нелепыми, и я почти решила позвонить и извиниться, но струсила. Прошло почти две недели; Патрик ни разу не попытался со мной связаться. Неожиданно меня мутит. Я выливаю вино в раковину и решаю вывести Бо на прогулку по берегу.

Мы проходим, наверное, несколько миль, огибая мыс перед Порт-Эллисом. Впереди показывается серое здание – должно быть, спасательная станция. Я невольно представляю, сколько жизней спасли работающие здесь волонтеры, и мысли сами собой обращаются к Патрику. У меня нет никакого плана, я просто иду, пока не появляются дома Порт-Эллиса, и сворачиваю к ветеринарной клинике. Только когда я открываю дверь и маленький колокольчик звякает над головой, я задумываюсь – а что я, собственно, намерена делать.

– Чем могу помочь? – спрашивает та же медсестра на ресепшене. Я бы ее не вспомнила без цветного бейджа.

– А можно Патрика на минуту?

Наверное, надо было придумать причину, но медсестра не интересуется.

– Подождите.

Я неловко стою в приемной, где сидит женщина с маленьким ребенком и корзиной, в которой кто-то шевелится. Бо тянет поводок, но я отвожу его в сторону.

Через несколько минут слышатся шаги, и появляется Патрик в коричневых вельветовых брюках и клетчатой рубашке. Волосы растрепаны, будто он пригладил их пятерней.

– Что-нибудь с Бо?

Он держится вежливо, но без улыбки, и моя решимость слабеет.

– Нет. Я хотела спросить, нельзя ли с вами поговорить – это не займет много времени.

Патрик колеблется, и я не сомневаюсь, что он ответит отказом. Щеки у меня пылают, и я физически ощущаю на себе любопытный взгляд медсестры.

– Проходите.

В кабинете, где он в первый раз осматривал Бо, Патрик останавливается у раковины и молчит, не желая облегчать мне задачу.

– Я хотела… извиниться.

В глазах знакомо щиплет, но я сдерживаю слезы усилием воли.