Агата Кристи - Операция «Катамаран». Падение. После похорон

— Вы что, онемели? Ай-ай! — В голосе незнакомца послышались нотки торжества.

— Чего вы хотите? — скорее простонал, чем проговорил Имре. — Денег?

— Пока только встретиться с вами. Лично и немедленно, сейчас же!

— Откуда вы говорите?

— Из автомата, он недалеко от вашего дома.

— Поднимитесь ко мне.

— Нет, вы сами спуститесь к нам. И сейчас же, без промедления. Выйдя из подъезда, вы пересечете сквер и пойдете по улице в направлении к мосту Арпада. Я догоню вас на автомобиле, остановлюсь, открою дверь, и вы сядете ко мне в машину!..

— Я иду! — почти крикнул Имре. — Только сменю сорочку и сейчас же спущусь.

— Ничего менять вы не будете! — Голос в трубке опять погрубел. — И звонить своему приятелю из контрразведки тоже. Даю вам ровно одну минуту. Если через минуту я не увижу вас выходящим из подъезда, вы никогда больше не увидите своей дочери, а письмо Додека я сегодня же опущу в почтовый ящик. Завтра утром оно будет на столе у прокурора. Вы поняли? Пускаю секундную стрелку. Так что поторапливайтесь. — Разговор оборвался. Саас не повесил трубку, чтобы не выключать линию и лишить Имре возможности набрать другой номер.

Выйдя из подъезда, Имре безотчетно оглянулся по сторонам, затем пересек сквер и, свернув к Дунаю, пошел в направлении моста Арпада.

За это время Саас и Миллс поменялись автомобилями: Саас влез в «Жигули», а Миллс, захватив с собой «дипломат», пересел в «фольксваген». Лицо его было по-прежнему хладнокровным.

Дождавшись момента, когда Бела Имре сел в машину Сааса, Миллс быстро перешел сквер, вошел в подъезд дома номер четырнадцать, взбежал по лестнице на второй этаж и, проворно открыв отмычкой дверь квартиры директора, проник внутрь. Не зажигая света и пользуясь карманным фонариком, он вошел в кабинет. «Дипломат» Имре лежал на письменном столе. Миллс переложил находившиеся в нем бумаги в свой, точно такой же, и точно в таком же порядке, в каком они лежали.

Операция заняла совсем немного времени: несколько минут спустя Миллс уже вернулся к своему «фольксвагену». «Дипломат» Имре, теперь пустой, он положил на заднее сиденье.

Высоко в горах Хармашхатар, километрах в десяти от Будапешта, на краю укромной лесной полянки Саас остановился.

В двухстах метрах ниже, скрытый поворотом дороги-серпантина, припарковался и «остин» Форстера. Последний включил свой приемник еще там, в Буде, и без помех слышал все, о чем говорили в «Жигулях» Саас и Имре.

— Вы, господин Имре, конечно, твердый орешек, — продолжал Саас начатый по дороге разговор. — Но это не беда. Нам, признаться, не по вкусу людишки, которые боятся каждого куста. Но вам следует знать, что, кроме возможной компрометации молодоженов и заявления Додека, у нас припасено еще кое-что такое, что, несомненно, повлияет на ваше решение.

— Покажите мне заявление Додека, — прервал Имре разглагольствования незнакомца.

— Извольте. Это копия, разумеется. Мой фонарик тоже к вашим услугам, уже темнеет.

Имре в замешательстве похлопал себя по карманам.

— Очки. Я забыл их, кажется, дома.

— Ах, так. Тогда, с вашего позволения, я прочту вам текст вслух, — с оттенком пренебрежения ответил Саас. — Итак, слушайте: «В декабре одна тысяча девятьсот сорок четвертого года Бела Имре служил у немцев в чине лейтенанта войск СС. Он принимал участие в казнях арестованных, совершавшихся специальным подразделением карателей. Я своими глазами видел, как он расстреливал безоружных и беззащитных узников. В ночь на Новый, сорок пятый год, тридцать первого декабря, он также принимал участие в расстрелах. Меня он действительно спас и дал мне возможность скрыться. Но это случилось уже на другой день, первого января. Ему нужен был свидетель, который отрицал бы его злодеяния. Позже, уступив мольбам жены Белы Имре, я дал заведомо ложные показания на заседании народного трибунала в его оправдание. Велик мой грех. Если можете, простите меня. Подпись — Иштван Додек». — Саас аккуратно сложил листок и протянул его директору. — Вы можете взять эту бумагу себе. Но спрячьте хорошенько. Не в ваших интересах, если ее у вас найдут!

Имре наконец взорвался.

— Это же наглая клевета! Ложь от первого до последнего слова!

— Весьма возможно, — невозмутимо ответил Саас. — Но подпись Додека подлинная. В этом я могу вас уверить.

— Его принудили подписать!

— Даже если вы смогли бы это доказать, вам ничто не поможет.

Подозрение, гнездившееся где-то в душе Имре, окончательно превратилось в убежденность. Да, это он.