— Я видела твою ауру сквозь щели в двери, она совершенно синяя, — сказала она.
Юсси спрятал телефон за спину, сунул его в карман и стал класть дрова в корзину.
— Иди домой, — велела Лидия. — Я сама все сделаю.
— Спасибо, — ответил он и вышел из сарая.
Поднимаясь к дому по тропинке, Юсси смотрел, как кристаллики льда на снегу искрятся в свете, падающем из окна. Под сапогами сухо поскрипывало. Сзади послышались неровные шаги и тяжелое дыхание. Юсси успел вспомнить свою собаку, Кастро. Вспомнил, как Кастро был щенком. Как он разрывал свежий снежок, охотясь за мышами. Юсси улыбался своим воспоминаниям, когда удар по затылку заставил его рухнуть вперед. Он упал бы на живот, но у него в затылке засел топор, тянувший его назад. Юсси постоял, взмахивая руками. Лидия взялась за топорище, качнула и выдернула топор. Юсси почувствовал, как кровь льется по шее на спину. Он упал на колени, повалился вперед, ощутил снег на лице, посучил ногами и перевернулся на спину, чтобы встать. Поле зрения быстро сужалось, но в последние секунды он успел увидеть и осознать, что Лидия заносит над ним топор.
Утро воскресенья, двадцатое декабря,
четвертое воскресенье Адвента
Беньямин сидел, сжавшись в комок, у стены за телевизором. У него страшно кружилась голова, с трудом фокусировался взгляд. Но хуже всего была жажда. Так пить ему не хотелось еще никогда в жизни. Голод немного утих, он не пропал, остался облаком, слабой болью, поднимающейся от кишок, но гораздо сильнее была жажда — жажда и боль в суставах. Беньямин задыхался от жажды, его горло было словно покрыто ранами. Мальчик едва мог глотать, во рту не осталось слюны. Он вспоминал дни, проведенные в этом доме на полу, вспоминал, как Лидия, Марек, Аннбритт и он сам, ничего не делая, сидели в этой комнате — единственной комнате, где была мебель.
Беньямин слушал, как снег с тихим шелестом ложится на крышу. Он вспоминал, как Лидия вторглась в его жизнь, как она побежала за ним однажды, когда он возвращался из школы.
— Ты забыл вот это. — Какая-то женщина протянула ему шапку.
Он остановился и сказал «спасибо». Женщина странно посмотрела на него и спросила:
— Ты ведь Беньямин, верно?
Беньямин спросил, откуда она знает, как его зовут. Женщина погладила его по голове и сказала, что родила его. Потом добавила:
— Но я окрестила тебя Каспером. Я хочу называть тебя Каспером.
Она дала ему маленький голубой, вязанный крючком костюмчик и прошептала:
— Я связала его тебе, когда ты лежал у меня в животе.
Он стал объяснять, что его зовут Беньямин Петер Барк и что он не может быть ее сыном. Все это было очень печально, и он старался говорить с ней спокойно и вежливо. Она слушала улыбаясь, а потом грустно покачала головой и сказала:
— Спроси у своих родителей, спроси у них, действительно ли ты их ребенок. Ты можешь спросить, но они не скажут правды. У них не может быть детей. Ты заметишь, что они лгут. Лгут, потому что боятся потерять тебя. Ты не их настоящий ребенок. Я скажу тебе, кто ты. Ты мой. Это — правда. Разве ты не видишь, как мы похожи? Меня заставили отдать тебя на усыновление.
— Меня не усыновляли, — возразил Беньямин.
— Я знала… знала, что они тебе ничего не скажут, — проговорила женщина.
Беньямин поразмыслил и понял, что ее слова вполне могут быть правдой. Он уже давно чувствовал себя другим.
Лидия улыбаясь смотрела на него.
— Я не могу тебе этого доказать, — снова заговорила она. — Ты должен доверять своим собственным чувствам, должен сам во всем разобраться. Тогда ты поймешь, что это правда.
Они простились, но на следующий день Беньямин снова встретил Лидию. Они зашли в кондитерскую и долго проговорили. Лидия рассказала, как ее вынудили отдать его на усыновление, но что она никогда не забывала его. Она думала о нем каждый день с того дня, как он родился и его отняли у нее. Тосковала по нему каждую минуту своей жизни.
Беньямин рассказал обо всем Аиде, и они условились ни о чем не говорить Эрику и Симоне, пока он, Беньямин, не обдумает все как следует. Он хотел сначала познакомиться с Лидией, хотел разобраться, может ли ее рассказ быть правдой. Лидия связывалась с ним через электронную почту Аиды. На ее адрес она и послала Беньямину изображение семейной могилы.
— Я хочу, чтобы ты знал, кто ты, — пояснила Лидия. — Здесь покоится твоя родня, Каспер. Когда-нибудь мы вместе съездим туда — только ты да я.
Беньямин почти начинал ей верить. Он хотел верить ей, такой загадочной и интересной. Удивительно, что по нему так тоскуют, так любят его. Лидия дарила ему собственные детские безделушки, давала деньги, подарила несколько книг и фотоаппарат, а он отдавал ей рисунки, вещи, которые хранил с детства. Лидия даже позаботилась о том, чтобы Вайлорд прекратил приставать к нему. Однажды она вручила Беньямину бумагу, на которой Вайлорд написал, что дает слово: он никогда больше не подойдет ни к Беньямину, ни к его друзьям. Родители Беньямина не сумели бы сделать ничего подобного. Беньямин все больше уверялся в том, что его родители — люди, которым он верил всю свою жизнь, — ведут себя как лжецы. Его раздражало, что они никогда не говорили с ним, никогда не показывали ему, что он для них значит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу