Инге Кристенс - Руны смерти, руны любви [litres]

Хенрик и Рикке, Хенрик и Рикке, Хенрикке, Хенрикке, Хенрикке…

Борнхольм, где Рикке до сих пор никогда бывать не доводилось, оказался чудным местом, а домик на побережье, как и было обещано – маленьким и уютным. Домик, именно домик, а не дом, копенгагенская квартира Хенрика по площади была больше. Маленький вестибюль, переходил в короткий и узкий коридорчик, направо – кухонька и душевая комната, совмещенная с туалетом, налево – спальня, прямо – гостиная с огромным диваном, занимавшая почти половину домика. В такой домик не приглашают посторонних, уж очень он приватный. В гостиной имелся камин, кроме того домик был оборудован системой электрического отопления, так что холодная ноябрьская сырость осталась за порогом.

Субботний день незаметно перешел в вечер. Чем ближе Рождество, тем короче дни. Погода не радовала, несмотря на утверждение о том, что на Брнхольме солнце светит почти всегда, но здесь было столько славных мест, в которые можно зайти и согреться, что в целом знакомство с островом оставило приятные впечатления. Рикке очень понравился местный символ тролль Крёлле-Бёлле, веселая рожица которого была повсюду – улыбалась с вывесок, выглядывала из кустов, подмигивала со стаканов и кружек, встречала возле торговых центров. Рикке не утерпела и купила себе и Хенрику по керамической пивной кружке с Крёлле-Бёлле и магнитик на холодильник с ним же.

– Я очень хочу, чтобы тебе здесь понравилось, – многозначительно сказал Хенрик, разжигая щепки в камине.

Рикке окончательно убедилась в том, что Хенрик намерен сделать ей предложение. Не только тон, с которым была сказана эта фраза, наводил на подобные мысли, но и все остальное. Хенрик смотрел на Рикке с особой нежностью, целовал ее чаще обычного, дважды усаживал к себе на колени, чего раньше никогда не делал, откупорил привезенную с собой бутылку вина, которое стоило крон семьсот, если не больше и, подняв бокал, вместо обычного своего «скол», торжественно провозгласил: «За нас! Пусть у нас все получится». И еще так улыбнулся при этом, что Рикке бросилась ему на шею, забыв поставить свой бокал на стол или на пол, и залила вином его белый свитер.

– Красное на белом – это так патриотично! [145] Флаг Дании представляет собой красный крест на белом фоне. – рассмеялся Хенрик.

Переодеваться он не стал – так и просидел весь вечер в пятнистом свитере.

Вино, на вкус такое мягкое, пившееся как сок, очень быстро ударило в голову. Рикке опрокинула одну из двух стоявших на столе свечей, смахнула на пол вазочку с коричным печеньем, а под конец едва не свалилась в горящий камин. Видимо, Хенрик решил, что Рикке сегодня не в лучшей форме, поэтому ожидаемого предложения Рикке не получила. А, может быть, он намеревался сделать его не вечером при свечах (это же, в сущности, так пошло и заезжено – романтический вечер при свечах и протянутая коробочка с обручальным кольцом), а днем, на скалистом берегу. Днем, на берегу, под шум волн гораздо лучше. Сразу напрашивается ассоциация с бурным житейским морем, которое им предстоит переплыть вместе, а Хенрик так любит увязывать одно с другим. Да и многие ли из женщин могут похвастаться предложением, сделанным в подобной обстановке? Агнес Букстехуде из архива муж сделал предложение в Хельсингёре, возле городского собора и об этом знает все полицейское управление Копенгагена. Вот и Рикке будет хвастаться чем-то таким, необычным. А, скорее всего, не будет, потому что в отличие от простушки Агнес, не склонна выставлять личное напоказ.

Вечер был необычно хорош, но ночь его переплюнула. По молчаливому уговору они не пошли в спальню, потому что не хотелось уходить от камина, а расположились в гостиной, на диване, который Хенрик накрыл большой белой простыней. Простыня оказалась не шелковой, а хлопковой, но шелковая в этой простой деревенской обстановке смотрелась бы немного неестественно.

Хенрик, и без того не склонный к коротким прелюдиям, сегодня растянул предварительные ласки до невозможности, словно собирался обойтись только ими. Рикке очень скоро вознеслась на вершину блаженства и уже не спускалась с нее, потому что Хенрик не давал ей спуститься. Его язык и губы были сегодня невероятно активными. Рикке ощущала телом крепость напрягшегося естества Хенрика, но совершенно не думала о том, когда он пустит его в дело, потому что и без того ей было так хорошо, как не бывает. Новое место явно располагало к новым ласкам и новым ощущениям. Собственно, ласки были не новыми, новым были ритм и продолжительность, но у Рикке просто дух захватывало от счастья. Она не успевала благодарить любимого за доставляемое удовольствие, а уж на то, чтобы удивляться перемене в его поведении, времени совершенно не оставалось. Рикке только успела подумать, что где-то здесь явно таится волшебство – то ли оно заключено в самом домике, то ли разлито во всем Борнхольме. Или это местный неспешный ритм жизни создает особую ауру, в которой люди раскрываются, подобно волшебным цветкам? Так, что хорошее становится самым лучшим. Или кто-то дает Рикке понять, что Хенрик самый лучший из лучших, что все остальные мужчины ему даже и в подметки не годятся? Возможно, что и так, ибо секс на Борнхольме не просто затмил все испытанное с Нильсом и теми, кто был раньше, он вытеснил эти воспоминания из памяти Рикке. Воспоминания нужны для того, чтобы сравнивать, но то, что Рикке сейчас пережила, сравнивать было не с чем. Это все равно, что сравнивать водопад с ручейками, океан с лужей или кильку с китом.