Владимир Турунтаев - Дело рассерженной дамы

— Вы… ранены? Надеюсь, не опасно?

— Пустяки, — отмахнулся Бородин здоровой рукой. — Так вот, Раиса Алексеевна, должен вам сообщить, что проникновение в вашу квартиру было совершено через форточку.

— Да что вы говорите?!

— Преступник… Несовершеннолетняя преступница спустилась с крыши по веревке и пролезла в вашу форточку. Это значит, что форточка все же была оставлена открытой.

— А я вам говорю, что перед отъездом закрыла все форточки!

— Возможно, и закрыли, — согласился Бородин. — И тем не менее..

— Вы говорите загадками!

— Немного терпения, Раиса Алексеевна, и мы с вами их разгадаем.

— Ну что ж, буду рада… — горестно вздохнула Зверева.

— У меня к вам несколько вопросов, — сказал Бородин.

— Спрашивайте… — с полным безразличием разрешила Зверева.

— Вопрос первый. Перед тем, как случилась кража, вам на глаза не попадалась в подъезде рыжеволосая девочка лет двенадцати-тринадцати на вид? Нос в конопушках…

— Видимо, вы спрашиваете про Любочку, которая живет у нас на девятом этаже? Неужели вы думаете..?

— Вы ее хорошо знаете?

— Они недавно вселились. Вы что, всерьез думаете..?

— Как вы познакомились?

— Не знаю, можно ли это назвать знакомством… У ее матери что-то случилось с сердцем. И Любочка попросила у меня валидола. Я ей дала, она поблагодарила и ушла. После этого вы встречались?

— Один раз. Я возвращалась с работы, а она сидела на ступеньке лестницы между нашими этажами. Увидела меня, вежливо поздоровалась и спросила, который час. Я, в свою очередь, поинтересовалась, почему она тут сидит. Любочка сказала, что забыла взять ключи, когда отправлялась в школу, а мамы дома нет и придет не скоро. И вдруг заплакала. Я спросила ее, почему она плачет. И что вы думаете? Вот-вот должна была начаться серия «Дикой розы». Ну, я сказала: «Можешь у меня посмотреть, заходи!» Быстренько перекусили мы с ней и сели рядышком у телевизора. Мне показалось, что она была просто счастлива: у них дома, сказала, простой, черно-белый телевизор… Да, еще раз она зашла часа за полтора до моего отъезда. Пока я собиралась, она смотрела какую-то передачу… Вы думаете..?

— Вы с ее матерью не знакомы?

— Даже не видела.

— И в какой квартире они проживают, тоже не знаете?

— На девятом этаже…

— А номер квартиры?

— Как-то не приходило в голову спросить. Я к ним в гости не собиралась. Значит, вы…

— Пройдемте в соседний кабинет, — предложил ей Бородин. — Там сидят три девочки. Вы посмотрите на них внимательно.

Когда после процедуры опознания они вернулись назад, вконец расстроенная Раиса Алексеевна схватилась за голову и молвила трагическим шепотом:

— Какой ужас, какой ужас!.. Всего двенадцать лет, подумать только!..

— На самом-то деле — пятнадцать, — уточнил Бородин.

— Все равно… Невероятно…

— Талантливые у нас дети, — сказал Бородин.

Зверева неожиданно просветлела лицом, на губах заиграла улыбка:

— Но вы знаете: у меня словно камень с души спал: я рада, что Агарков… — и засмущалась: — Выходит, я была к нему несправедлива!

— Просто поторопились с выводами, — поправил ее Бородин.

— Я так рада, что даже не сержусь больше на него. Что ж, насильно милой не будешь, — неожиданно глаза Зверевой увлажнились. — Знаете, у него такое благородное лицо…

— Да, приятное, — согласился Бородин и, увидев как удивленно расширились, как плотоядно заблестели глаза у Зверевой, понял, что проговорился.

— Так вы… встретились? — все тем же трагическим шепотом спросила она.

«В конце концов, какое мне дело!..» в замешательстве подумал Бородин.

— Да, мельком, — признался он. — Все-таки я должен был…

— Где?

— На квартире у его приятеля-художника. В полуразрушенном бараке, где ни света, ни воды…

— Какого же черта вы молчали? — зарычала на него Зверева. — Адрес!

«Пускай сами разбираются!»

Он продиктовал ей адрес, даже нарисовал схему расположения барака и предупредил, что по лестнице на второй этаж подниматься опасно.

— О6 этом прошу не беспокоиться! — обрезала она его и, поблагодарив за хлопоты, лихо выбежала из кабинета.

А Бородин со слабой надеждой подумал, что Агарков, может быть, уже в Париже.