Игорь Безрук - Калейдоскоп [СИ]

А Михайлов всё танцует. То присядет, то подпрыгнет, то крутнется вокруг себя. Всё пляшет и пляшет, пляшет и пляшет, пляшет и пляшет…

— Итак, Михайлов, прошло два дня, — сказал ему Маралов, вызвав утром его с Нефедовым к себе в кабинет. — Вы уже отработали какие-нибудь версии?

Михайлову конкретно ответить было нечего. Он рассказал начальнику о сходстве дел Еремеева, Дубовицкой и Пряхина, о подобии унылого течения их жизни, но по лицу слушающего понял, что рассказал обо всем напрасно — это начальника не заботило. Он оборвал Михайлова на слове и приказал через день предоставить ему полный отчет за неделю о проделанной Михайловым работе.

«Может, еще по часам?» — подумал с сарказмом Михайлов, но вслух только ответил:

— Слушаюсь. Разрешите идти?

— Свободен! — небрежно бросил ему Маралов.

Михайлов пошел к себе. Беспросветное уныние охватило его.

«Я, наверное, сильно устал, — подумал он, — я становлюсь каким-то слабым, каким-то слабым…»

В кабинете, чтобы как-то отойти, успокоиться, он опять попытался сосредоточиться на происшествиях.

Все-таки изначально он был прав, считая, что дела Еремеева, Дубовицкой и Пряхина схожи.

Кем был Еремеев? Типичным неудачником. Ему не везло ни на работе, ни дома. На работе он держался только по протекции бывшего директора. Дома жена его в счет не ставила. Дубовицкая. Озлобленная на весь свет старая дева. Тоже из породы неудачников. Пряхин. Разочаровавшийся во всем тип. Таково прошлое. Но вот что-то происходит с ними, и они уже другие. Другие! Гримаса на их лицах при смерти свидетельствует о том, что все они увидели нечто схожее, нечто поразившее их.

Что это могло быть? Неясное природное явление? Неизвестное парализующее средство? Да всё что угодно! И у всех ни пулевых, ни ножевых ран. Только, как констатировали врачи, разрыв сердца (хотя инфаркт хватал лишь Еремеева и то с год назад). И — калейдоскоп. Самый что ни на есть обыкновенный калейдоскоп. Может, в нем вся загадка?

Михайлов даже усмехнулся: до чего наивными показались ему его собственные размышления, но он знал, что они наивны только оттого, что все собранные им факты малозначительны, скудны и слишком неопределенны.

Михайлов вынул из ящика своего стола калейдоскоп и еще раз внимательно стал осматривать его.

На картинках, разбросанных по поверхности цилиндра, были изображены пляшущие люди в старинных национальных костюмах. Кто танцевал под дуду, кто под гусли — совсем как во вчерашнем сне Михайлова! Но что особенно поразило его — лица всех буквально светились радостью и неограниченным счастьем. Такой же радостью дышали стихи Пряхина, таким же светом лучились последние записи Дубовицкой. Эти люди увидели что-то, что заставило их изменить не только свое отношение к людям, но и измениться самим. Что же за чудодейственная сила воздействовала на них?

Михайлов покрутил в руках калейдоскоп и из праздного любопытства решил заглянуть в глазок. Он поднес к себе игрушку и глянул вовнутрь.

На матовом фоне, блестя яркими стекляшками, расположилась случайная фигура, напоминающая одну из тех снежинок, которые в детстве вырезал из бумаги сын Михайлова на Новый год. Однако не успел Михайлов даже присмотреться к узору, как всё в кругу неожиданно пришло в движение, завертелось, рассыпая мозаику, да так быстро, что в мгновение слилось в сплошное вертящееся пятно, с центра которого стало проступать просветление, по мере нарастания скорости вращения увеличиваясь всё больше и больше, пока, наконец, не расширившись на всю область круга, вовсе не заслонило бутафорские стекляшки. И сразу вслед за этим взору Михайлова предстал великолепный пейзаж с сочной растительностью, рекой, блестящей ярко в невидимых лучах, стройными осокорями вдоль ее берегов. И явно Михайлов услышал тихий шелест листвы, журчанье невидимого ручья, переклики птиц. Михайлов сразу же отдернулся от калейдоскопа и почувствовал, что взмок. Не тот ли это пейзаж, о котором писала Дубовицкая и пел Пряхин?

Вошел Скудынь. Удивленно глянул на Михайлова и деланно нахмурил брови.

— Тебя что — пустым мешком из-за угла огрели?

Михайлов не стал препираться, как обычно, только протянул ему калейдоскоп и сказал:

— Загляни.

Скудынь поднес игрушку к своему глазу и пару раз провернул её, сказав при этом:

— Забавная штучка, — а затем возвратил Михайлову.

Михайлов глазам своим не поверил.

— Ты ничего не заметил?

— Заметил? А что я должен был заметить?