Мария Тович - Сова плавает баттерфляем

– Понимаешь, так много странного… – не сдавался Паша.

– Странного ничего нет. Несчастный случай – женщина и ребёнок погибли, мужик дёрнул с тринадцатого этажа. У него тоже причины, видимо, были. На кухне банку с какими-то таблетками нашли. Возможно, он ещё выбирал, как откинуться. Потом подумал: зря, что ли, на такую верхотуру забрался? И сиганул вниз. Надрался и решил, что больше ему на этом свете делать нечего. Такое БЫВАЕТ. И не нужно играть в супердетектива и искать белую кошку в белой комнате. – Саня отвернулся к столу и набрал номер на телефоне.

Паша понял, что их разговор окончен.

Домой решил добираться пешком, пройтись не спеша, подышать свежим воздухом, поразмышлять.

Действительно, может, он лишнего напридумывал? Зря искал зацепки там, где ничего сверхъестественного не произошло.

Снова посыпал снег. Он шёл мелкой острой крупкой, которая неприятно царапала щёки и лоб.

Мира, Стас, их маленький сын. Паша пытался понять, что же с ними происходило, если три жизни закончились так трагично? Наверное, он чего-то не заметил, не услышал в словах Миры, не угадал в интонации Стаса. Если бы он мог ещё раз поговорить с ними… А Виталина? Чья эта шутка? Наверное, Шаранов прав – пора забить на эти звонки и не думать.

Паша чувствовал себя дико одиноко. Никому, как оказалось, не было дела до погибших. А если бы он спрыгнул с моста? Оплакивал бы кто-нибудь его, скорбел, жалел? Один человек – точно.

Он не дошёл до машины шагов десять, развернулся и пошёл в сторону. Рядом с управлением, буквально через несколько дворов, жила его мать. Раньше Паша часто заходил к ней после смены. Она поила его компотом собственной закрутки из яблок и черноплодки. На скорую руку жарила блины или оладьи, а потом за круглым столом они делились новостями и активно их обсуждали. Ей всё было интересно – что читал, какие фильмы вышли, что нового в мире. Когда в жизни Паши появилась Катя, он стал реже навещать мать. Как-то всё не получалось: то Катьку куда-то нужно было отвезти, то её кота.

Антонина Сергеевна встретила сына в спортивном костюме и с полотенцем на плечах. В гостиной лежал гимнастический коврик, на экране компьютера изгибался в неестественной позе молодой йог.

– Паша! Проходи. А я тут новый комплекс асан скачала, – раскрасневшееся лицо матери засветилось от радости при виде сына, но, заметив устало опущенные плечи сына и потухшие глаза, она посерьёзнела. Поставила на паузу ролик, пристроила его куртку на вешалку и предложила бодрым тоном:

– Мой руки! Угощу тебя новым вареньем. А ты попробуешь угадать, из чего оно.

Антонина Сергеевна родила сына, когда ей было под сорок. Кем был Пашин отец, она никогда не рассказывала. Всегда отмалчивалась, считала, что плохо про отцов детям говорить нельзя, а хорошего, видимо, сказать было нечего. Со временем Паша свыкся с мыслью, что слово «папа» в его жизни отсутствует, но нельзя было утверждать, что он страдал от этого. Скорее присутствовал неудовлетворённый интерес, ребёнком ему хотелось узнать, как его родители познакомились, кем отец был, чем увлекался, какое блюдо любил… да много чего. Ответы на эти вопросы он так и не получил. Мама виртуозно обходила неудобную тему. Её энергии и задора хватало на то, чтобы маленький Паша не чувствовал, вернее, не успевал почувствовать даже крошечного приступа тоски. Она бродила с ним по лесу, зазывая смешным свистом белок, устраивала походы в театры и кино, учила с Пашей песни и мастерски рассказывала удивительные истории. А делать она это умела, проработав всю жизнь учителем истории.

– Садись, – Антонина Сергеевна поставила на матерчатую скатерть две разнокалиберные чашки с чаем. Паше – большую, синюю с нарисованным медведем, а себе – поменьше, с отбитой ручкой.

Да что ж она так? Паша покосился на сервант, мама называла его «горкой», – там, на стеклянной полочке пылился парадный сервиз «Мадонна», доставшийся от бабушки. Перламутровые чашки и блюдца поблескивали позолотой в долгом ожидании своей очереди. Паша не помнил, чтобы они когда-нибудь доставались.

– Почему мы из них не пьем? – недовольно спросил он.

Мать вскинула брови. Раньше сына это никогда не интересовало.

– Если хочешь, я налью тебе в другую чашку.

– Да, хочу, – вышло слишком резко. Паша поморщился, пояснил: – Надо жить здесь и сейчас. Неизвестно, что завтра произойдёт.

– Хорошо, – мать с готовностью открыла дверцу серванта и выудила на свет пузатую чашку. – Не будем откладывать… чашки на завтрашний день, – она сдержанно улыбнулась, но сын не отреагировал на её шутку. – Паша, что случилось?